– Марк? – Кира выгреблась из кучи вещей, наваленных на нее. – Господи, как же холодно.
Марк оглянулся и весело посмотрел на нее.
– У нас в квартире температура минусовая. Ты не вылезай наружу, я тебя специально укрыл.
– Укрыл? – Кира подняла за воротник свое осеннее пальто. – Ты зарыл меня.
Марк засмеялся.
– Погоди, еще три гвоздика и все. Где-то через часок потеплеет.
Кира посмотрела, что он там делает, и поморщилась.
– Ты фанеру откуда взял?
– На балконе нашел.
– Ясно, – Кира смотрела, как по-хозяйски он выбирает гвозди из баночки. – А я целлофаном хотела закрыть...
– А какая разница, – Марк пожал плечами. – Это же все равно временно. Главное, чтобы тепло было.
– Да, – Кира откинулась на подушку и улыбнулась. – Ты прав. Главное, чтобы было тепло.
Кира лежала и слушала, как стучит молотком Марк, и думала, что пусть она сто раз не современная, не понимающая истинного вкуса жизни, не стремящаяся отхватить у судьбы большой кусок; да, возможно, она дура, но именно такое утро казалось ей самым счастливым. И такая простая жизнь была для Киры желанной. Ей было куда приятнее, если вместо блюд из французского ресторана на завтрак Вадим приготовил бы ей сам яичницу, а вместо бесконечных бриллиантов подарил бы то, что ей действительно хотелось бы иметь. И чтобы человек, находящийся рядом, не создавал из нее себе жену по уже заготовленному лекалу, а чтобы принимал ее такой, какая она есть, и любил. И с ним не нужно было бы напрягать мозги и выворачивать душу, а просто жить рядом и чувствовать, что живешь.
– Доброе утро, любимая... – Марк так неожиданно возник над Кирой, что она вздрогнула. – Напугал тебя? Извини. Ты о чем задумалась?..
Кира погладила Марка по щеке.
– О, том, что ты был прав. Нельзя сомневаться в том, что любишь. Это действительно чувствуется. Или да, или нет. Сомнений быть не может.
Марк удивленно поднял бровь.
– И когда ты это поняла?
– Сейчас, – Кира с нежностью посмотрела на Марка, – потому, что люблю сейчас...
Было решено идти гулять. Кира хотела показать Марку город, но, если честно, она сама себе не хотела признаться, что боится оставаться в квартире, потому что Вадим обязательно вернется. Он не настолько был пьян, чтобы ничего не помнить. Поэтому, строго-настрого приказав Марку не покидать пределы комнаты и не высовываться в коридор, Кира побежала к своей знакомой Светлане. Она жила в том же дворе, что и Кира; они как-то летом познакомились, и теперь Кира иногда бывала у нее в гостях. Светлане было сорок, и у нее был восемнадцатилетний сын. Кира прикинула, что он был такого же роста и телосложения, как Марк. Поэтому, примчавшись к Светлане, запыхавшаяся Кира сбивчиво рассказывала о двоюродном брате, прилетевшем из Египта, и у которого весь багаж затерялся в аэропорту.
– Через пару дней найдется, – Кира старалась говорить убедительно, – но сейчас ходить ему не в чем. Ты не поможешь?
Светлана оказалась чутким человеком, поэтому через десять минут у Киры были джинсы, теплый свитер, короткая куртка и даже шарф и шапка, а вот с обувью оказалась проблема – зимние ботинки у сына Светланы были одни.
– Давай кроссовки возьму, – предложила Кира. – Они на толстой подошве – перебегает пару дней.
Света дала кроссовки и две пары теплых носков в придачу. Принарядив во все эти вещи Марка, Кира налюбоваться не могла, каким классным он стал.
– С тебя весь антикварный налет улетучился, – смеялась Кира. – Обычный современный парень.
Марк осматривал себя в зеркало.
– Штаны эти странные, как-то чересчур облегают...
– Все замечательно. – Кира с восторгом смотрела на Марка. – Ты такой прикольный.
– Какой? – не понял Марк.
– Ну, классный...
– Не понял...
– Выглядишь хорошо, в общем, – отмахнулась Кира.
Решено было, что Марк выберется по пожарной лестнице на крышу, а Кира поднимется и откроет ему чердак.
Тихое морозное утро будущего встретило Марка. Он проходил до боли знакомыми улочками, проспектами, он видел и не узнавал места, в которых вырос. Он поражался количеству машин на улицах и обилию рекламы. Шум и суета города удивляли и восхищали его. Кира наблюдала за его детской восторженностью, и у нее болью сжимало сердце. С каждой минутой она словно прирастала к нему, и мысль о том, что он может исчезнуть, вызывала панику.
– А набережная почти такая же. – Марк задумчиво смотрел на заледенелую Неву. – Мой дед обожал этот город. Сам он был деревенским, но после революции приехал сюда.
– Зачем? – удивилась Кира.
– Не знаю. Отец рассказывал, что дед у меня был уникальным, прямо провидец какой-то. До революции огромное состояние сколотил, твердо на ногах стоял, знал, как зарабатывать, все его идеи беспроигрышно работали.
– Потом его раскулачили? – догадалась Кира.
– Нет. – Марк повернулся к ней лицом. – Он сам все свое имущество национализировал и в Ленинград уехал, в самое сердце революции... Отец говорил, что он Ленина видел, даже работал с ним какое-то время.
Кира с интересом наблюдала за Марком.
– Странные вы люди, совсем другие, такие идейные.
– Идейные – это да, – Марк засмеялся. – Кстати, его тоже Марком звали, и прадеда, и отца. Это у нас семейное мужское имя.
– А если девочка родится, как ее называли?
– Как угодно, но сразу же брали с нее клятву, что если родится у нее мальчик, она его Марком назовет.
Кира рассмеялась, а Марк стиснул ее в объятьях и снова полез целоваться.
Смеркалось, город зажигал вечернюю иллюминацию, и это завораживало. Марк и Кира время от времени забегали греться в магазины и кафе, потому что в кроссовках очень мерзли ноги. Кира сводила Марка в «Макдональдс», а позже накормила пиццей.
Они сидели в полутемном кафе, и Марк с восторгом познавал вкус капучино. Кира с умилением наблюдала за ним. Марк поставил чашку и взял руку Киры в свои.
– Я выгляжу дикарем? – спросил он.
– Нет, что ты? – Кира слегка пожала его руку. – Я, когда год назад приехала в Питер, мало чем от тебя отличалась. Я выросла в маленьком поселке Озинки, под Саратовом. Это на границе с Казахстаном. Там у нас тишина и покой, и почти никакой цивилизации.
– Я бы хотел увидеть, где ты жила.
Кира грустно улыбнулась.
– Дождись конца девяностых и приезжай. Улица Степная двадцать два. Спросишь Старикову Киру. Только раньше двухтысячного, наверное, не стоит. А то еще застанешь меня писающейся в штаны. А в двухтысячном мне уже шесть будет, я тебе даже стишок рассказать смогу.
Марк посмотрел на Киру долгим пронзительным взглядом.
– Я очень сильно люблю тебя, Кира, – тихо произнес он. – Как же я буду жить без тебя?
Кира вздохнула.
– Сегодня весь вечер я задаю себе этот вопрос, Марк. И не знаю на него ответа. Давай будем просто надеяться на чудо. Хорошо?
– Хорошо, – эхом отозвался Марк.
Домой возвращались поздно, около двенадцати. И по мере приближения к дому Кира чувствовала волнение. Она специально не взяла с собой на прогулку мобильный, но была уверенна, что Вадим звонил, а возможно, что и приезжал. Марк и Кира пересекли темный двор и остановились на освещенном пятачке у подъезда. Кира начала набирать замерзшими пальцами комбинацию из цифр на замке.
– Я поднимусь с тобой на чердак и потом закрою его за тобой, – говорила она Марку. – Ты по пожарной лестнице спустишься на балкон, а я тебе открою. Что-то кнопки совсем заледенели. Марк, помоги мне...
И в этот миг чья-то рука зажала Кире рот, другой рукой нападавший прижимал ее к себе так, чтобы она не могла вырваться. В панике Кира старалась увидеть Марка, но, похоже, нападающий сам хотел, чтобы она его видела. Он развернул ее лицом к освещенному пятачку под подъездом. Там двое в черном медленно приближались к Марку. Не говоря ни слова, один из них сразу ударил Марка в лицо. Тот не упал и даже пытался отбиваться, но те двое были профессионалами, Кира это сразу поняла. Что мог против них он, обычный мальчик, воспитанный на законах благородной уличной драки шестидесятых. Когда Марк упал, они стали бить его ногами. Кира рвалась отчаянно, у нее в глазах потемнело от напряжения. В какой-то миг ей удалось освободить рот, или просто ей позволили это сделать.