- Я слышу в твоем голосе нотки грусти, - встав с кресла произнес первый, - признайся, ведь тебя мучает вопрос, почему мы сейчас здесь, а не рядом с ним? Не правда ли?
- От вас не скроешь даже мысли, - наклонил голову Азазелло, - да, меня мучает этот вопрос. Я думал, что в эти минуты, когда Маэстро отходит в лучший мир, мы будем рядом и скрасим последние минуты его жизни.
- Ты плохо разбираешься в людях, - покачал головой Мессир, - тем более, в художниках. Да, Рембрандт покидает этот бренный мир в полной нищете, забытый, покинутый всеми и будет как Моцарт похоронен в могиле нищего. Но он переходит в мир бессмертия, мир великих художников, которыми гордится все человечество. Он сам, осознанно выбрал этот путь и сейчас не нуждается в утешении.
- Понимаю, - кивнул головой Азазелло, - но, еще один вопрос не дает мне покоя. Почему вы пришли именно к нему? Какова причина вашего выбора именно этого художника?
- Почему Рембрандт? - задумчиво произнес Мессир, - он был интересен мне. Я всегда хотел понять душу художника, - и нахмурившись, продолжил, - а он был прекрасным объектом - богатый, успешный, уважаемый. У него было все для счастливой жизни. И вдруг такой поворот судьбы, заказ на эту картину. К счастью, человек не знает, что ждет его в будущем и решает вопрос спонтанно, как считает правильным именно сейчас. А мне было важно знать, какое он примет решение, зная, что при своей сегодняшней счастливой и обеспеченной жизни может потерять и рисковать всем этим благополучием ради будущей, весьма призрачной славы художника после своей смерти. Он принял свое решение, - Мессир опять сел в кресло и положил шпагу на колени, - и не нуждается в утешении. А его душа, вместе с его любимой женой Саскией, давно в лучшем из миров.
- Это как? - поразился Азазелло, - прошу вас, поясните.
- Да, друг мой, - покачал головой Мессир, - даже ты этого не заметил, что уж говорить о простых людях. Сотни лет будут идти споры, почему Рембрандт внес какой-то женский образ в картину с изображением роты солдат. Совершенно понятно, что это портрет его любимой жены Саскии, но она изображена таким образом, что на нее падает свет, более того, она сама его излучает, причем настолько ярко, что зритель невольно обращает на нее внимание. И еще две детали: кубок в ее руке и тушка белого петуха на поясе. Так вот, эта девочка с женским лицом и есть ключ ко всему полотну. Для того, чтобы понять, что же хотел нам сказать Маэстро, - улыбнулся Мессир, - мы должны внимательно вглядеться в его картину "Автопортрет с Саскией на коленях", написанный в 1635 году. Обрати внимание, в это время мастеру сопутствовал успех, у него гордый взгляд, дерзкая улыбка, темпераментный жест его руки держащий КУБОК! Обрати внимание на великолепие и роскошь его костюма - надвинутая набекрень черная бархатная широкополая шляпа с белым страусовым пером, нарядный, отороченный золотисто-красным мехом камзол, из которого торчат широченные рукава ярко-красной рубахи, и мы как будто слышим низкий голос Рембрандта, провозглашающего тост за счастье, за жизнь и красоту. Как он похож на какого-то щеголя, глаза смеются, в них задор, веселье, страсть. Он, как художник, был склонен к художественным ассоциациям и в любовных играх представлял себя гордой, красивой птицей, с цветным красивым гребнем, богатыми серьгами и разноцветным хвостовым оперением, обладающим своей прекрасной и нарядной "курочкой", и был счастлив...
- Он никак не мог расстаться с ней, - Мессир грустно покачал головой, - и рисуя ее последний портрет, как воспоминание о прекрасной прежней жизни, поместил ей в руку кубок, а свою душу, в виде тушки мертвого петуха, навечно повесил на ее пояс.
- Он здесь, - раздался из темноты голос Азазелло, - как вы просили.
- Господин художник! - тихо сказал Мессир.
- Нарушив все человеческие и церковные каноны, я позволил себе, на короткое время, вернуть вас из "Царства вечности", чтобы вы увидели то, ради чего пожертвовали своим благополучием, семейным счастьем и карьерой. Я ваш должник, ведь я именно вас избрал объектом своего исследования, поэтому мне хотелось вернуть свой долг. Азазелло!!!
Ярко вспыхнул свет, осветив огромный, богато украшенный зал с высокими сводчатыми потолками, украшенными по периметру красочными гобеленами. На одной из стен, между мраморными колоннами, висело огромное полотно.
- Моя картина, - застонал Рембрандт, - "Выступление стрелковой роты капитана Франса Кока и лейтенанта Вилена ван Рейтенбюрга", - и глухо добавил, - моя гордость и мое проклятие.
- Да, - кивнул головой Мессир, - это ваша картина, только сегодня у нее другое название - "Ночной дозор".