Не одних только наших ремесленников и умелых мастеров похищал и селил за Яузой Иван Грозный, на монетах которого была арабская вязь. А полудикий народ говорил вовсе не на церковно - славянском, а на чудовищной смеси тюркских и финно-угорских наречий. Иван Грозный перенимал не только нашу культуру, но и наш язык, назвав его "русским". А потом самая подлая и лицемерная среди варварских стран Московия, обозвавшая себя Россией, - полтысячелетия назад сделала с нами то, что сейчас Раша хочет сделать с украинцами, - и окрестить их... даже не знаю, кем. "Новорусами"?
Нас завоевывали и денационализировали два раза. И, в конце концов, эти самые "белорусы", пережив целых две российские войны, стали оправдывать тот эпитет, который прилип к нам сейчас: "памярковные". Да, белорус - "памяркоуны". Он - как болото. Про него говорят так: если кинуть в болото камень - камень утонет, а болото (белорус) останется. Ему все нипочем, как и болоту. Топь все проглотит, но останется прежней. Такою, как и была...
Россия дважды закидывала камнями белорусов. Отняла у них все вокруг - от их земли до их национальных и государственных атрибутов. Оставив им, пожалуй, только гены. Гены, которые, как ни старались разбавить их русские оккупанты, до сих пор отличаются от генов русского человека. Я вижу это по нашим старушкам. Наши деревенские, худенькие и живые, всегда иронизирующие старушки, так похожи на таких же городских еврейских старушек с тою же неизменной - веселой и мудрой, и немного насмешливой улыбкой на лице. Они отличаются не только умом от угрюмых русских старух. Отличаются юмором. Как известно, юмор появляется у человека, когда у него уже все отняли и терять нечего. И поэтому на старческом лице всегда усмешка. Как у моей минской бабушки, про которую я ничего не знаю: еврейка она, или кто... Никакие метрики и документы не сохранились. Она, как и все, иногда делала драники. На Пасху пекла какие-то непонятные пампушки вместо куличей, что здесь тоже принято, а мама всегда делала пасху из творога, которую бабушкой, как и всеми вокруг, не принято было делать. Моя минская бабушка никогда "не заморачивалась" по праздникам фаршировать щуку, что всегда делала и хорошо умела моя ленинградская мама. А вот на Новый год моя бабушка доставала откуда-то огромное эмалированное ведро и с хитрой старушечьей усмешкой, которая как бы говорила всем, "а чего и тут заморачиваться", и потом совсем по-простому варила в этом ведре индейку. Все наши старушки необычные и очень изобретательные.
Наши старушки в деревнях прежде всегда говорили: "УсЕ дОбра. А ничОга, детки! Хать бы не было войны..." И теперь, когда в соседнюю Украину война пришла, они уже не говорят "УсЕ дОбра!" А только, качая головой, со своей извечной иронической улыбкой шепчут: "НичОга!.. А няхай их!" Потому что думают: к нам война не придет. Русские к нам не придут опять... Они уже сделали здесь все, что хотели. Забрали у нас самое главное и дорогое - землю
Старушки помнят по своим бабушкам, как это было. Они рассказывают, как выгоняли с хуторов. Как отнимали родительские дома и землю, как переучивали другому языку и перекрестили в конце концов из католиков в православных... В местечках, к счастью, не получилось. У иудеев не было много земли, и на них махнули рукой. Им удалось спокойно дожить до Гитлера без погромов. Да какие погромы, когда в стране три языка, и один из них - идиш. Когда в городах до 80% и больше еврейского населения и на порядок больше синагог, чем церквей, да и те - униатские. Только немецкие фашисты во время войны передали православным эти двуглавые европейские соборы вместе с костелами. А в Украине все это хотят сделать только сейчас. То, что русские и немецкие фашисты сделали у нас - с бабушками теперешних старушек. Однако их внучки не выросли злыми и угрюмыми. Наверное, потому что гены остались такие как были - от их бабушек. И в деревнях, и в городах. В деревне порой еще зовут на похороны католического священника, ксендза. А в городе - раввина. Хотя помнят, как упраздняли синагоги, а по домам в деревне ходили попы и не просто переманивали - но и запугивали, заставляли обратиться в другую веру, помнят, как убирали со стен костелов старые католические кресты и рисовали новые. И такие же ставили на перекрестках вместо прежних - странноватые, непривычные со многими перекладинами. Наши старушки все это помнят, поэтому и не верят, что русские придут с войной опять.
Я жила в этом чудном мире среди природы и улыбающихся старушек, гуляла по песчаной лесной дороге на Адутишкис, по которой уже не придешь в Литву. Бродила среди сосновых холмов с замшелыми кладбищенскими камнями. Шла мимо спрятавшихся в траве развалин поместья, где у древней вейморовой сосны поставили сейчас табличку с надписью "Шлях Наполеона". И останавливаясь у этой таблички, мыслями возвращалась в детство, когда не было здесь еще такой музейной таблички, но все знали: по этой дороге шел из Европы Наполеон.