О свадьбе между ними было решено без долгих разговоров спустя несколько месяцев после знакомства. Торжество запланировали на лето 1903 года. Вообще-то молодые знали друг друга еще с детства, но, как это часто бывает, в юности занялись своими делами, разъехались. А потом по воле случая вновь сошлись, чтобы уже быть вместе. Когда она спрашивала его, верно ли то, что они отныне никогда не расстанутся, он подходил к ней, ничего не говоря, и нежно целовал в губы.
Она отвечала ему тем же. А еще в моменты расставаний писала ему удивительно нежные письма.
"Ты пойми, что я люблю тебя по-прежнему, по-прежнему вся душа стремится к тебе, только к тебе. Да если бы это не было так, разве можно было бы выдержать это разрывание сердца...".
"...Когда ты пишешь, все чувствуется, что у тебя на душе, твои слова проникают и захватывают всю, талантливые, милые, дорогие слова. А... я не умею; вот если бы ты был тут, ты видел меня тихую, покорную и счастливую твоей любовью, я целовала бы твои руки, сидела бы у твоих ног...?"
И таких посланий от Любочки, адресованных Блоку, было множество.
А Блок называл ее Прекрасной дамой, вечной женой, таинственной девой - и все это через поэтические образы, которые создавал.
Он восхищался ее красотой, хотя, признаться, она совсем не отличалась особой привлекательностью. Позже это отметила и Анна Ахматова, писавшая о том, что Любочка выглядела "ужасной" со своей широкой и сутулой спиной, большими и непомерно толстыми руками, голосом, который приближался к басу. Да и характером Сашина избранница мало соответствовала "прекрасным дамам": "внутренне она была неприятная, недоброжелательная, точно сломанная чем-то".
Однако Блок словно не замечал всего этого. А может, со своей поэтической натурой и впрямь не придавал Любочкиному внешнему виду никакого значения.
В период их узнавания друг друга он был необычайно плодовит. Писал с неистовой жадностью, обуреваемой какой-то дьявольской силой любви, которую выплескивал на Любочку, подчинял ее себе, перемалывал ее душу - да так, что в ней создавалось ощущение чего-то демонического с его стороны.
Встречаясь с ней, он непременно декламировал свои стихи. Как важно ему было ощутить и увидеть ее восприятие услышанного! А Любочка и не скрывала от него своих чувств, просила еще его стихов, представляя себя в образах героинь, создаваемых Блоком. Он чуть сжимал губы, создавая впечатление какой-то нарочито нервной улыбки, и с удовольствием читал:
Созданные Блоком образы вихрем проносились по Любочкиной душе, и она чувствовала всем своим нутром, что перед ней не просто Сашенька двадцати трех лет от роду. Нет-нет, это подлинный поэт, осененный Всевышним, и поэтому его надо беречь, лелеять, носить на руках.
С ним будет непросто, она понимала это, но разве земные чувства всегда граничат с простотой? В заботе о своем Саше она отныне видит и смысл своего существования. Она так долго искала для себя этот смысл и вот наконец-то нашла. И от всего этого ее нутро обжигала какая-то неуемная страсть к жизни - к той, с которой она вроде сроднилась и прежде, но вот надо же - почувствовала ее заново - полно, объемно, во всей своей прелести, о чем прежде даже не помышляла.
"Милый, совершенно и не понятно мне и не верится, что ты приедешь через четыре дня; так хорошо! Я напишу тебе только несколько слов, так приятно знать, что писать не нужно, будем говорить...", - писала Любочка Блоку за месяц до их свадьбы.
Она ждала этого события неистово, хотя и тщательно скрывая свои чувства от окружающих, боясь, что всуе может расплескать их и потерять. И решительно никто не догадывался, что было у нее на душе, как мучительно и одновременно с трепетом прорывается она к пониманию самой себя.
В период влюбленности такое чувство свойственно многим людям, и Любочка не стала исключением.
Ее даже не смутила реакция на Сашу со стороны своего отца, которую она почувствовала за год до свадьбы. Любочка сама познакомила их в Боблово. Блок, вопреки своей прежней уверенности, держался при встрече не очень решительно, вероятно, ощущая перед собой авторитет, неоспоримый даже для него. Менделеев протянул ему сухую и морщинистую руку, они обменялись рукопожатием и перекинулись несколькими фразами. Дмитрий Иванович даже заинтересовался: как, мол, там поживают французские символисты? Блок что-то ответил.