Лем обесценивает футурологию, считая ее обычно бесплодной деятельностью - из-за конститутивного присутствия случая в мире. Ибо непредсказуемы научные открытия и социальные конфликты; даже непонятны в полной мере последствия совершившегося бурного развития технологий. То, что будет - это "бустория"{6}. И над "теорией бустории" Лем издевается, представляя хотя бы "лингвистическую прогностику", "что-то вроде языкового предсказания будущего". Словообразование может, говорит он, определять, что будет, может отражать будущие открытия. Потому что если, хотя бы, рядом с "явь" можно сказать "тывь" или даже "мывь"{7}, то, вероятно, в результате слияния первых двух возникнет коллективное сознание. Используемые слова также приобретут новый смысл в будущем: например, "утопиться" будет происходить от "утопии".
"Футурологический конгресс" - это Ниагара неологизмов и в этом в значительной степени заложена его литературная привлекательность, эмоциональное воздействие. Возьмем чудесное "живать от жить, как бывать от быть" (так как "жить можно будет несколько раз"); или - "заказывать сниво" (в порошке) и просыпаться утром "весь в сняках". Читатель срывается с места, как будто проглотил дозу "двуодури благотворина". Есть и более зловещие вещи, такие как заменители внутреннего зла, в таблетках, компенсирующие отсутствие совершенного зла и дающие переживания, измеряемые в "битах" (единицах битья) - хотя бы "отцебийственные леденцы" и противоположные "фрейдилки". Есть "биелогия" - теория избиения. Однако все это приводит к тому, что не видно сути произведения.
В Костарикане, вымышленной латиноамериканской республике, проходит Восьмой Футурологический конгресс, посвященный перспективам цивилизации, затронутой демографическим взрывом и более общим кризисом. На него отправляется Ийон Тихий, известный герой произведений Лема. Заседания проходят в более чем 100-этажном отеле "Хилтон"; столпотворение настолько немилосердно, что на доклады (их около 200) дается по 4 минуты. Конгресс, однако, замечателен не докладами, а сопутствующими событиями, начиная от срыва заседаний нравственными эксцессами, а затем и террористическими актами.
Массовые беспорядки вспыхивают всерьез, и сначала происходят жестокие военные действия, но в конечном итоге полиция использует "бумбы", то есть "бомбы умиротворения и благочиния". В стране происходит всеобщее братание всех со всеми. Главный герой, сидя в канализации под разрушенным конференц-отелем, под воздействием примененных террористами галлюциногенов переживает сон. Он перемещается в будущее на несколько десятков лет (проходит LXXVI Конгресс) в "дивный новый мир" - в котором царит всеобщее счастье, обеспечиваемое человечеству при помощи различных таблеток. Несмотря на то, что там также имеется продвинутая гуманоидная биотехнология с широко распространенными трансплантациями и на переднем крае "воскрешениями", мир в целом представляет собой мираж, всеобщую галлюцинацию роскоши, скрупулезно вызванную химическим путем. Вернее, что-то вроде наркоза для населения, потому что на самом деле реальность вокруг полна нищеты и разрухи; в мире проживает более 20 миллиардов человек, и миллионы умирают от голода. В этом "химическом блефе", организованном из гуманитарных соображений, все человеческое поведение, а не только восприятие, определяется извне медикаментами, в основном тайно применяемыми правительствами и корпорациями. Помимо необходимых и обязательных веществ (таких, как "сакрофицин", вызывающий рвение к работе), есть целая гамма добровольных, на выбор, по желанию (например, различные "вероукрепляющие препараты"). "Действидение" дается только властным элитам, за ее пределами оно незаконно. Лем презрительно называет это состояние мира "псивилизацией", а у его героя оно вызывает отвращение.