Может ли сбыться сон, который видел Тихий, или воплотилась в жизнь сказка или антиутопия, сотканная Лемом? Может ли вообще войти в игру представленная "фармакократия" ("тайная химиократия")? Конечно же, нет, и это по фундаментальным, метафизическим причинам, то есть в силу человеческой природы. Это было ясно Лему, по крайней мере, со времен "Диалогов" [то есть с середины 1950-х годов - В.Я.]. Химически, в массовом масштабе, можно стимулировать видовые склонности человека, но не индивидуальные. Последнее потребует персонализированной химии. Нами управляет собственная, индивидуальная химия, и нам пришлось бы применять "масконы" на 8 миллиардов человек - каждому разные. А это технически невыполнимо, а также и контрпродуктивно с точки зрения лиц, принимающих решения. Можно коллективно и единообразно подавить или усилить влечения, но не таланты; можно с помощью универсальных препаратов нарушить работу интеллекта или восстановить его нарушенную работоспособность, но не эксплуатировать его творчески.
В том же 1970 году параллельно с "Конгрессом" вышла книга "Случайность и необходимость" французского генетика Жака Моно, которую Лем прочитал в оригинале двумя годами позже (издана в Польше в 1979 году самиздатом; официально только через 52 года!). В ней речь идет о "химии человечества", и информация поступает из первых рук от ученого мирового уровня (Нобелевская премия в 1965 году). Соглашаясь с ним, Лем говорит: "(...) благородные человеческие порывы вместе со всеми другими запрограммированы генетически"{8}.
Современные же гуманисты в духе неолысенковщины обычно выступают против генетического детерминизма, даже высмеивают его, говоря, что "ДНК только кодирует белки". И на этом их позиция "заканчивается". Они понятия не имеют о роли белков (а их у человека около 1 миллиона - разных). А наука показывает, что белки - это цифровая машина. Читаем у Моно: "(...) белки следует рассматривать как молекулярные агенты телеономических [целенаправленных - В.Я.] процессов в живых существах. Живые существа суть химические машины. (...) Любая телеономическая функция или структура в живом существе - какой бы она ни была - поддается, по крайней мере в принципе, анализу сквозь призму стереоспецифичных взаимодействий, включающих один, несколько или множество белков. (...) Ultima ratio{9} всех телеономических структур и процессов, характерных для живых существ, заключен в последовательностях остатков, составляющих полипептидные фибриллы, "эмбрионах" глобулярных белков, которые в биологии играют роль демона Максвелла"{10}
Короче говоря, все человеческие склонности (предрасположенности к поведению) определяются (индивидуальным) генотипом, а поведение напрямую управляется отдельными белковыми системами, производными от генотипа. Где здесь свобода воли? И ей есть место. Воспользуемся простым рисунком, сравнивающим две системы управления и поясняющим механизм поведения человека.
Эти системы не эквивалентны. Вторая, например, сама себя строит - из первого элемента - и разнообразно реагирует на изменения окружающей среды. В этих реакциях мозг управляется продуцируемыми белками - белковыми программами, происходящими из ДНК. Природа тестировала этот механизм 3 миллиарда лет, поэтому он такой сложный и совершенный. Первая же система (электронная) создавалась человеком порядка 100 лет - поэтому она примитивна (Информация, записанная на диск в цифровом виде, например, музыка Фридерика Шопена, в проигрывателе преобразуется в аналоговый сигнал, который через усилитель управляет динамиком, воспроизводящим музыку). Но аналогии понятны (если бы усилитель "реагировал" подачей дисков с разной музыкой, было бы полнее). Общим является то, что управление, идущее из окружающей среды, меняет лишь "интенсивность, тембр и диапазон конечного результата" - сигнал можно извлечь и изменить его уровень, но нельзя изменить его содержание (как того хотят сторонники Трофима Лысенко). Если кто-то имеет воровские наклонности, то их можно приглушить, но не ликвидировать. Именно в этом свободная воля.
Ценности не записаны в генах, но в них кодируются (в результате антропогенеза) индивидуальные отношения к конкретным жизненным ситуациям (таким, как воровство, насилие или касание трупов, распространенное у обезьян и, вероятно, когда-то у гоминидов). Записаны также - что является человеческой особенностью - отношения, как бы авансом, к решениям собственного разума. Именно разум признает ценности благодаря врожденному чувству и логике (языку). Вот почему понятия о ценностях причиняют боль, причем двояко: для одних людей - когда их предают, для других - когда им сдаются. Понятия, конечно, тоже не заключены в ДНК, но отношение к собственным оценкам имеется: положительное - это совесть, отрицательное - антисовесть{11}. Имеется там также отношение к смерти, случайности и другому человеку. Благодаря такой конструкции мы не "автоматы", как другие животные, мы можем корректировать индивидуальные законы своего поведения. Лем говорит: "разум есть внутренняя свобода" (в смысле - неполная необходимость).