Сколько ей сейчас? Двадцать два, двадцать три? Если он, конечно, не ошибся, и видел именно ее.
- Датэ-доно?
Голос раздается в сумрачной тишине чужого поместья. Женский голос, не детский, которого он подсознательно ждал. Но теперь, по крайней мере, он знает, что это она.
- Ты разве не слышала, Ёсико-тян? Теперь меня зовут по-другому. Или ты тоже предпочитаешь другое имя?
- Какое? На фамилию Айсингеро я не претендую. А с мужем я в разводе, если ты не в курсе. Впрочем, брак все равно был фиктивный...
- И ты теперь работаешь на Танака Рюичи.
Она достает из серебряного портсигара пахитоску, щелкает зажигалкой. Огонек выхватывает из тьмы тонкое лицо, скуластое, узкоглазое, с острым носом. Она вовсе не красавица, какой именует ее бульварная пресса. Она больше, чем красавица.
- У тебя устаревшие сведения, разведкой в Маньчжурии теперь руководит генерал Доихара.
- Но для тебя ничего не изменилось. И ты выполняешь здесь задание.
- По заданию, по желанию... какая разница? Но скажи мне, стоило ли отказываться от княжеского имени, чтобы стать братом Собачьего генерала?
О да, ее не спрашивали, стоит ли менять имя императорского рода на фамилию японского шпиона. Датэ Дзюнноскэ, потомок Датэ, потомок Фудзивара, сменил имя добровольно. И хотя на этот путь его, как и Ёсико, толкнул Кавасима Нанива, теперь он шел туда, куда хотел сам.
- Нет иной возможности стать своим. По-настоящему своим, не по заданию, не знаю, понимаешь ли ты.
Она уже не ребенок, которому он рассказывал сказки и семейные предания. Но она по-прежнему слушает внимательно, как и подобает отличному агенту имперской разведки. Однако он говорит с ней не как с агентом Квантунской армии.
Японский княжич, ставший китайским бандитом и маньчжурская принцесса, ставшая японской шпионкой. Возможно, она способна понять. И он, чего совершенно от себя не ожидал, рассказывает о своих надеждах. О создании государства, где вся эта мешанина народов может жить вместе. А помочь в этом он может, только став своим, не чужаком, пусть даже честным разбойником.
Мечты об отдельном государстве здесь на востоке Поднебесной - не что-то новое. Разве не того же добивались генералы Фэньтяньской клики? Разве это отлично от планов имперской разведки? Поймет ли она разницу?
- Для того, чтоб это государство существовало, необходим символ. Законный представитель династии, - отвечает она.
- Последний император Цин отрекся. И до того был ребенком. У него нет никакой власти. Да и не было.
Императору достался только титул. А до того империей Цин правила старуха Цыси, сажавшая на Драконий трон очередных принцев из рода Айсингеро, и избавляясь от них, когда они пытались противиться ее воле. Малолетний Пу И сумел пережить старуху. И все. Ему было два года, когда его провозгласили императором, и шесть, когда после революции регентша подписала за него отречение. Сейчас он на год старше Ёсико и ест из рук японцев.
- Это неважно, - говорит Кавасима Ёсико, которую во младенчестве звали Айсингеро Сяньюй. - Он законный глава императорского рода. Пока он жив, династия существует. Он необходим государству, о создании которого мы мечтаем.
- Ты провозгласила, что хочешь послужить своей стране. Но что это за страна? Япония? Империя Цин?
- Это страна, которой еще нет. И если у нее не будет императора, ее сожрут. Как республику Эдзо. Ты сам рассказывал.
Кто сейчас думает о республике Эдзо? Даже он сам не думает. А в юности размышлял. Удалась ли бы попытка построить правильное государство, если бы тогдашний глава дома Датэ, поначалу поддержавший Северный союз, не оказался бы столь слабовольным, и сражался до конца? Что теперь гадать - Датэ сложили оружие, а республика Эдзо, последний оплот противников нынешнего режима, пала.
- Ты рассказывал, рассказывал! Тогда это казалось сказкой, вроде той, что Датэ, вроде бы, владеют тайной воскрешения умерших.
Это он тоже забыл. Почти. Он нашел запись об этом в архиве клана в Сэндае - черновик главы, которую Датэ Сигезанэ не включил в биографию своего кузена и сюзерена. Правильно сделал. Сигезанэ обладал истинным писательским даром, и чувствовал, что в повествовании надо отсекать лишнее. А в то время происходило много такого, о чем следовало написать, не украшая повествование страшными сказками. Об этом он и говорит своей собеседнице.
- Возможно, это сказка. Но в том возрасте хочется верить в сказки. Моя мать после смерти отца убила себя, ты знаешь? Я почти не помню ее, но тогда отдала бы что угодно, чтобы ее воскресить. А знаешь... - она раскурила новую пахитоску, ее лисий взгляд устремился на собеседника. - Давай заключим сделку? Если я привезу императора в Маньчжурию, и нам удастся создать новое государство, ты передашь мне секретный рецепт, что ты вычитал в архиве.