Я добрался до своего досье. Всё так, как и говорил Эдвин. Кроме одного - я не переживу Грейси, а если и переживу, то очень ненадолго. Получается, мы с Грейси действительно можем "умереть в один день". Но ведь мы не прожили с ней "долго и счастливо"! То есть она "да", а я "нет".
Зачем Эдвин дал мне лишнюю надежду на жизнь после? Да, конечно, он считал, что обманывает меня ненамного. Но это успокаивающее его совесть "ненамного" для меня означает "всё". А меня, скорее всего, ждет тот конец, которого избежал сам Эдвин, создав меня. (Если только к тому времени не произойдет очередная революция в медицине.) И теперь это знание об отсутствии даже куцего будущего надо как-то принять. Как-то надо жить с этим. Если только действительно надо?
Сидим с Джоном Лабертом. Уютный паб, прекрасное пиво. Пытаюсь излить душу. Но как! Если нельзя сказать ему правду. Даже намека на правду не могу себе позволить.
Джон ободряет меня сентенциями уровня: "жизнь есть жизнь" и "смысл жизни в самой жизни". Кто-то другой быстро довел бы меня до точки кипения, но у Джона получается как-то умиротворяюще, можно сказать, гармонично. Потому, что умиротворен, гармоничен он сам? "Каждый миг бытия бесценен", "прими мир таким, как он есть", "всё добро, всё во благо", - воркует Джон. То, как он говорит, важнее сейчас того, что он говорит. Интонация важнее отсутствия особого смысла. Банальность в его устах становится истиной? Неважно. Мне хорошо с ним сейчас. Сам его голос. Его стиль для меня важнее того факта, что Джон самонадеянно и наивно считает себя носителем некоей мудрости.
- Может, оно и так, но... - всё ж таки пытаюсь возразить я.
- Как же вы все не цените то, что имеете, - не дает мне договорить Джон. Я и не ожидал, что он способен кого-то перебивать. - Вот, например, ты. Предположим, ты унаследовал от отца склонность к раннему облысению, но счастливо избежал его астмы. Мать наградила тебя варикозом, но ты застрахован от ее проблем с кишечником. Приобрел от бабушки кариес, но ее предрасположенность к слабоумию и артрозам обошла тебя стороной... Я же целиком и полностью, ты только вдумайся, целиком и полностью завишу от генетики моего оригинала.
Эдвин объяснил мне, что, если Джон начнет неловко или же глупо шутить, его можно легко остановить, сказав иронически-доброжелательное: "Джонни, прекращай".
- Джонни, прекращай, - я говорю без всякого намека на доброжелательность.
- А я ведь ничем не отличаюсь от вас, как вас там, живых? настоящих? Просто возник по произволу, капризу одного господина, но... - эффектная пауза, - раз уж я есть, я не стал проклинать судьбу, человеческий род и генную инженерию, а просто-напросто вжился в жизнь, приобрел такого прекрасного друга, в частности, - он кивнул на меня, - а то, что я, придет время, подобно моему оригиналу, загнусь от клеточного рака - разве это повод отрицать красоту и неисчерпаемость мира со всеми его восходами и закатами, с этим замечательным пабом? - он вернулся к этим своим сентенциям. - А проникшись красотой бытия, я избавился от зависимости от своего оригинала, перерос его как личность, оставил позади - он же совсем другой, уж поверь мне.
- Но почему же ты, - задыхаюсь я, - за все наши годы так и не сказал мне, что ты...
- Да как-то к слову не пришлось, - съязвил Джон.
Паб уже закрывается. Мы выходим на воздух, в прохладу ночи.
- Время придет, - умиляется Джон, - и я клонирую себя. И объясню своему клону, что он тоже должен себя клонировать... Знаю, сейчас ты скажешь, что это угроза вам, настоящим. Только нет никаких "вас" и "нас" - все мы живые, просто мы, клоны, начинаем жить не с нуля, а с генетического возраста и жизненного опыта наших оригиналов. Сие не всегда приятно, сужает пространство нашей свободы, но здесь есть и свои преимущества, и я сполна ими воспользовался. Жаль, что тебе не понять. Кстати, у меня есть двое детей от двух совершенно обычных женщин. Но мой сын, моя дочка это свое, родное, любимое, но нечто новое, а мой клон это я. Полностью я.
- Ах, ты хочешь такого вот бессмертия?
- Да, бессмертия. Помнишь, было у Шопенгауэра...
Эдвин что-то говорил мне о Шопенгауэре, но так, мельком.
- Извини, Эдвин, процитирую приблизительно, потому как по памяти: "Какой смысл в том, что я прожил множество прежних жизней, если я их не помню, если их нет в моем сознании", - говорит Джон, - а в сознании моего клона я, сегодняшний, буду. Слышишь! И в клоне клона буду тоже я. Это и есть бессмертие. И оно реальное.
- А если в каком-то звене энная твоя копия взбунтуется или же просто пойдет своим путем? - перебиваю я.