Здесь разыгравшиеся изверги сорока веков постепенно проржавели до того состояния, в котором я их застал, когда меня притащили за пятки в их сообщество.
- Ариман держит голову лучше, чем остальные из нас, - объяснил мой проводник, веселый Молох, - и поэтому командует нами, но в частном порядке, между нами говоря, я не верю, что он более грозный или дьявольский, чем любой человек снаружи.
Я видел Ваала и разговаривал с ним. Он казался немного слабым на голову и работал на кухне, раздавая фосфоресцирующий суп.
- Твой суп сегодня блестит, - заметил я, не зная, что еще сказать.
- Да, светит, светит, -- ответил престарелый черт, пораженный силой моего замечания.
Он остановился, словно не в силах понять необъятность идеи, и приложил руку с ковшом ко лбу, пролив струю супа на одежду.
- Сияет, сияет, - повторил он, не замечая своей оплошности, - и у меня что-то в голове жужжит и жужжит...
Потом он продолжил разливать суп и бормотать:
- Сверкает, сияет, гудит, гудит.
- Некоторые из нас ушли дальше, чем Ваал, - сказал Молох. - Их полно здесь, бедняг, которые сидят и движутся как во сне, и едва понимают достаточно, чтобы есть и пить. Ты должен увидеть Абаддона. Это печальное зрелище. Зашло так далеко, что он не может оценить хорошую головоломку.
После этого я имел честь быть представленным Лилит, владычице Адама, а через него и мать пагубного отродья дьяволов. Это была милая старушка, и, когда я ее увидел, она вязала пару теплых шерстяных носков для Белиала, неуклюжего бездельника-демона. Я видел Асмодея; он читал с явным удовольствием "Письма к молодежи" Тимоти Титкомба. Я встретил Левиафана, Нергала и Бельфегора; они бы испугались и задрожали, если бы я сказал резкое слово. Я разговаривал с Римноном, Дагоном, Кохаем, Бегемотом и Антихристом; они были такими же уравновешенными и респектабельными, как честные граждане, собиравшиеся каждую ночь в бакалее Дикона Плимптона.
После нескольких недель, проведенных у сплурглов, я был несколько огорчен, обнаружив, что их моральные нормы посрамляют обычную практику человечества. Безобидные парни, тщеславные от своей репутации дьявольской злобы. Их личная жизнь была безупречна. Они не лгали и не воровали. Они считали доверие священным. Об их гостеприимстве я добровольно свидетельствую. Единственная форма порока, которую я среди них обнаружил - пьянство, присущее Тифону и еще одному или двум спрулглам.
Тем не менее, хотя я приписываю им достоинства, к сожалению, редкие на земле, откровенность заставляет меня добавить, что сплурглы были довольно утомительными товарищами, и я был рад, когда, узнав у моего хорошего друга Молоха секрет выхода, выбрался из дыры под красным дубом на пастбище Родни Принса.
Черным и мертвым мне казался любой цвет после светящихся оттенков пещеры сплурглов. Контраст, впрочем, был не так велик, как тот, который меня угнетал, когда я снова начал общаться с человечеством. Продажность торговцев, мелкая злоба общества, деградация человечества приняли новый и отталкивающий вид. Я разделял жалость Вельзевула к смертному несовершенству.
Эссе
Виктор ЯЗНЕВИЧ
СТАНИСЛАВ ЛЕМ И АНДЖЕЙ ВАЙДА:
ИСТОРИИ НЕСОСТОЯВШИХСЯ ЭКРАНИЗАЦИЙ
В статье использованы письма из домашнего архива Станислава Лема, любезно предоставленные его секретарем Войцехом Земеком, и документы из Архива Анджея Вайды в Музее искусства и техники Японии"Manggha" в Кракове. Перевод с польского и немецкого языков.
"Слоеный пирог" ("Przekładaniec", иной перевод: "Бутерброд")‒ черно-белый телевизионный художественный фильм продолжительностью 36 минут, режиссер Анджей Вайда, автор сценария Станислав Лем, в главной роли Богумил Кобеля. Премьера на Польском телевидении состоялась 17 августа 1968 года. Фильм получил награды: "Золотой Экран" (премия польского журнала "Экран"), 1968; Премия Комитета по радио и телевидению Польши режиссеру и сценаристу, 1968; Специальная медаль на Международном фестивале фантастических фильмов в Ситжесе (Испания), 1970.
Станислав Лем в письме Анджею Вайде от 20.08.1968 написал: "Дорогой Пан, позавчера я посмотрел по ТВ фильм "Слоеный пирог". Как Ваша работа, так и игра актеров, и сценографические построения показались мне очень хорошими. Особенно хорош был в своей роли адвокат, очень симпатичный хирург, ну а Кобеля не нуждается в специальной похвале. (...) Близкое и неопределенное "будущее" было представлено очень осмысленно, особенно учитывая, какими скромными средствами Вы этого достигли. (...) Вы вернули мне доверие к сотрудничеству с кино, в котором я нуждался, поскольку разнообразные предшествующие попытки такой кооперации закончились скорее очень печально. (...)".