- А если вы этот страх в нем подавите?
- Запросто. Мы и не то делаем. Но фокус в том, что это ей отчасти и нравится. Так он у нее - единственный и неповторимый, а так будет "один из".
- Значит, ваша задача - так пройти по тропинке между скалой и обрывом...
- Да. С тем добавлением, что тропинки может и не оказаться.
- И тогда?
Когда я произнес эти слова, верховный жрец культа Падающего Меча встал и поманил меня пальцем. Мы прошли немного - метров тридцать по коридору, он провел рукой по двери, и она через несколько секунд открылась. Мы вошли. Полутемный зал, тишина. Дальний конец зала терялся, естественно, в темноте. Я стоял, скромно потупившись, и ожидал продолжения. И оно последовало. Жрец тихо кашлянул - я еще успел поразиться такому необычно аккуратному обращению и, посмотрев на него, увидел, что он глядит куда-то вверх. Я поднял глаза. В центре купола, источая холодное и безразличное сияние, висел меч. Отсюда, снизу, было непонятно - насколько он велик. И это, вместе с отстраненным холодным светом, создавало напряженное ощущение чуждости и непредсказуемости.
Главный жрец проводил меня до выхода и, расставаясь, участливо произнес: "Для одного раза многовато, да?... Когда будет информация, я позвоню".
Позавчера имел беседу с главным жрецом. Поскольку писать о том, что он мне говорил, я не должен - но должен писать обо всем остальном, то я и пишу, что главный жрец был как-то необычно ласков и участлив. Настолько, что то, что он говорил, повергло меня в совершенный ужас. Цена, которую, как он предполагает, мне придется заплатить... На прощанье он напоил меня чаем какого-то редкого сорта. Я большой любитель чая, но вкус показался мне незнакомым.
Вечером я - чего со мной вообще почти никогда не бывает - почувствовал себя плохо. Господи, ну как же можно невинным вроде разговором... Впрочем, заснул я как всегда - мгновенно.
А вчера произошло следующее. На работу мне не было нужно - в редакции был нетехнологический день, а где люди пишут и редактируют - главному безразлично. Ну, а мне удобнее дома - книги все под рукой, а мешают меньше; но к текущему номеру конкретно у меня все было готово и решил я отоспаться всласть. Проснулся я, когда в комнате уже было совсем светло, решил немного в кровати понежиться с книгой. Взял "Социологию равновесия", второе дополнение к базовому учебнику, давно хотел прочесть, страниц десять прочел - нет, не идет. Нельзя работать лежа; встал, поел, кофе принял, в кассетнице порылся, что-то нешумное поставил, сел работать. То есть социологию читать. Еще страниц пять одолел - чувствую: плохо. И тут я сообразил одну штуку по моей текущей социологической теме. Пошел к телефону, набрал номер моего профессора - ну, который этой работой руководит, и немедля рассказал. Он похмыкал, что-то возразил, я ответил... говорю с ним, глазами комнату обвожу, солнце ее освещает, тихо, а мне почему-то так страшно, что я даже не успел сообразить, что делаю, паузу сделал и говорю: "Профессор, мне страшно". Он помолчал и мягким голосом говорит: "Голубчик... позвоните женщине..." - и положил трубку. Я тупо перед собой посмотрел, взял телефонную книжку, открыл - так и не понял, почему на этой странице, но явно не наугад, и набрал телефон.
Да. Сегодня... да. Вечером? Ты меня встретишь? Да. Давай... Ну давай на набережной. Напротив торгового центра? Хорошо. До вечера... нормально... до вечера ничего? Мне сейчас надо на работу, а вечером... в девять, хорошо? Я останусь до утра, хорошо. Нет, давай в восемь... Да, останусь...
Ну вот, мы встретились в восемь. Как-то странно друг на друга посмотрели. Было интересное ощущение - что мы делаем что-то неправильное. И вместе с тем - хотя ни слова не было сказано - абсолютная ясность и даже - чувство некоторой обреченности. Мы немного прошлись - до моего дома отсюда можно было идти двумя дорогами: через дворы, это минут 10, и по улицам - это вдвое дольше... она захотела пройтись. Потом пришли, обувь сняли, прошли в комнату, друг на друга посмотрели и бросились друг на друга.
Что я еще запомнил? Две ее фразы. Когда я ей сказал, что ты у меня первая женщина моего роста: у меня все, кто был раньше - маленькие, мне вообще они всегда нравились, - она улыбнулась и сказала: "А мы ничуть не хуже". И еще - утром я проснулся раньше, тихо вылез из-под одеяла, помылся, кофе попил, сел за стол, работаю пока что, она полупроснулась, пробормотала: "Я такая разнузданная сова" и заснула опять. Ну, через полчаса проснулась совсем. Посмотрела на часы, сказала "ой" и отправилась в ванную комнату; кофе я еще раз изготовил, и побежали мы оба на свои работы.