- Да, ваш режиссер, - Роберт незаметно перешел опять на вы, - ваш режиссер связан с Западом, мы точно знаем, но с кем конкретно и как... в общем, надеемся, что сам он, оценив ваш текст, поможет в нашей незавидной работе. Как жаль, что некоторые виды творчества никогда не встречают оваций, но встречают запуганного и злого зрителя, - хотя бы живого зрителя, - добавил Роберт и широко улыбнулся, как может улыбаться только уверенный в себе человек.
Чайка плавно пикирует, расправив большие крылья, но перед контактом с землей часто-часто ими машет. Встреча с другим - испытание.
- Так кто вы, наконец? - Насколько себя помню, я закричал.
- А, забыли представиться, а вы так поздно спросили. Слишком маленькое недоразумение, чтобы о нем так волноваться. Если хотите, называйте нас полковник и майор, - проговорил Роберт, указывая на себя и Машу, - настоящие имена вы все равно можете не запомнить, думаю, вы догадываетесь, из какого мы ведомства. Это раньше считалось, что мы сплошь необразованные и не способные на диалог и выдумку. Так вам было легче себя уважать, товарищ писатель, но времена меняются не всегда так, как хочется вам.
А вообще, раз случай удался, хочу поделиться с вами сокровенными мыслями, - нечасто, последнее время, беседуешь с наивными людьми, - таких как вы, свежеприехавших, теперь мало, а все, кто еще не обработан, уже хитрят, скрывая дрожь. С вами мне было интересно, так пусть и вам немного перепадет. Понимаете, диктатурам уже несколько тысяч лет, - в древнем Риме прекрасно знали, как удержать народ в узде и пресечь разброд в головах. Двадцатый век внес свои коррективы, и теперь непросто быть оригинальными. Но есть одна идея, которая, как мне кажется, способна пролить свет - только не называйте его черным. Всегда считалось, что народу нужно хлеба и зрелищ, и всякий диктатор, принимая (и Роберт усмехнулся) власть, так или иначе решая вопрос хлеба, рьяно брался за искусство, требуя от него служения себе. Подробности неинтересны. Но в наше продвинутое время народу достаточно одного хлеба. Пережив не одну диктатуру, искусство настолько изжило свою востребованность, что народ по инерции ходит в кино, в театры, в музеи, на выставки. Им можно организовывать все, что угодно, с любой саркастически обрамленной идеей, с любым призывом к свободе, - поверьте моему и моих коллег опыту, ничто уже не сработает. Любую опасную для диктатора интонацию воспримут как слово, сказанное кем-то другим. Люди научились не слушать и не смотреть, и в этом смысле их свобода - подарок, нам не требуется ничего придумывать, пусть все течет как есть.
- Зачем же вы всех хватаете, допрашиваете, сажаете, убиваете?
- Не всех, далеко не всех. Вы впереди паровоза, которого уже нет, - пошутил Роберт, еще раз глянув на пустые рельсы. Маша молча слушала. - Есть одно но. Есть люди, которые, по каким-то непонятным нам еще причинам, не заразились этим всеобщим вирусом, еще не заразились, - добавил Роберт. - Здесь и неизученный еще иммунитет, и связи с Западом, но, рано или поздно, мы окончательно выясним природу сопротивления, а сейчас самое главное, что нам от них ничего не нужно, мы не хотим запрещать им писать, снимать фильмы, рисовать картины, мы хотим только одного, чтобы они пришли к нам и подписали бумаги, - опять же, не подумайте, что в этих бумагах какие-то подписи против других, как практиковали в прошлом веке, - нет, совсем нет, нам нужно только их присутствие, пара слов, пара строчек, пара понимающих взглядов, - как своего рода прививка. И пройдя через наши кабинеты, они продолжат творить, как творили, как хотят, вопрос только в том, как и что они захотят. В общем, я заговорил вас, но хочу порадовать - вы среди них.
- Как вы понимаете?
- Поверьте, наши службы работают день и ночь, материал проходит через компьютерные проверки, - искусственный интеллект, кстати, занимается, - потом психологи, и, наконец, знающие люди, - знающие вас, конкретно каждого. Погрешность есть, но незначительная. Так вот, с вами приходится работать по старинке, по-нашему.
Маша скептично улыбнулась и подмигнула мне. Реальность туманилась в древних кирпичных сводах переделанного под кафе подвала. Как пропал поезд с окошка, пропали гости и словно сами собой испарились официанты. Оставались только мы и знакомый похожий на Носферату тип в углу, силящийся не моргать.