- Вы можете сделать что-нибудь для меня или нет? - яростно спросил Николас.
- Я не люблю запугивать, но, клянусь Юпитером, если вы не прекратите ходить, я подниму крик, который вызовет лавину.
Заметная дрожь прошла по телу Титами. Было очевидно, что угроза не напрасна. Он поспешно встал, убедился, что дверь надежно заперта, вернулся к Вэнсу и обратился к нему со значительной внушительностью.
- Николас, - сказал он, - я был совершенно серьезен, когда поздравлял вас за вашу невралгию. Вы, как и я, спекулятивный логик. Хотя сейчас я не в совершенно искреннем и разумном настроении, но уверен, вы не откажетесь от силлогизма. Позвольте задать вам два простых сократовых вопроса и представьте один силлогизм, а потом я дам что-то, что усмирит вашу боль - в знак протеста, заметьте, потому что я чувствую, что обижаю вас, Николас.
- К черту ваше чувство справедливости! - воскликнул Николас. - Я принимаю предложение.
- Ну, ответьте мне на вопрос. Вы любите острое индийское карри?
- Ничего лучше, - сказал Николас.
- Но предположим, что кто-то предложил бы вам карри, когда вы были на пятнадцать лет моложе - в эпоху хлеба и молока вашей гастрономической эволюции. Вы бы отведали его с большим удовольствием?
- Нет, - сказал Вэнс. - Я сразу подумал бы, что сосу раскаленный конец кочерги.
- Хорошо. Теперь приступим к нашему силлогизму. Вот он. Ощущения, что изначально неприятны, могут стать более или менее приятными при надлежащем воспитании чувств. Физическая боль прежде всего неприятна. Следовательно, даже физическую боль при разумной тренировке можно превратить в источник изысканного удовольствия.
- Это не поможет моей невралгии, - сказал Николас. - Что все это, тем не менее, значит?
- Я раньше не слышал, чтобы вы плохо отзывались о силлогизме, - сказал Титами печально. Затем он достал из шкафа в углу маленькую баночку и вытряхнул из нее кучку мелкого белого порошка, из которого выдал Николасу столько, сколько могло покрыть старый медный цент. Это он сделал с явным нежеланием.
- Приходите сегодня, - добавил он, - в половине девятого, и я постараюсь показать, что все это значит, мой юный друг.
Постижение новой и глубоко значимой истины происходит медленно. Пока Николас шел домой по мосту, он размышлял над силлогизмом, выдвинутым Титами. Когда он достиг ворот дома, где жила мисс Маргарет Сталл, он увидел молодую леди, поливавшую полиантусы в цветнике, и ему пришло в голову, что он впервые забыл о невралгии. Он сел на пороге и закурил сигару. Добрые вопросы и нежная заботливость его возлюбленной заставили его немного устыдиться за себя. Неприлично было молодому философу с героической болезнью сидеть среди полиантусов, забыв о своем несчастье и испытывая тусклое свечение телесного самодовольства, подобного тому, что, как можно предположить, испытывает сытый ньюфаундленд, лежащий на солнце.
Николас считал своим долгом подвергнуть факты логическому анализу. Первым полученным результатом был тот замечательный факт, что боль по-прежнему присутствовала во всей своей интенсивности.
Внимательно изучив свои ощущения, Вэнс не обнаружил никаких изменений в частоте или остроте нервных судорог. Через равные промежутки времени поток огня пульсировал по его лицу. В промежутках была такая же тупая ноющая боль, которая делала жизнь невыносимой несколько дней подряд.
Следуя индукции, Николас сделал вывод, что порошок, который ему дал Титами, боль не вылечил. Удивительно было то, что с тех пор, как он принял порошок, боль стала ему безразлична. Николас был вынужден признать, как искренний логик, что он и пальцем не пошевелил, чтобы избавиться от невралгии. В его системе ощущений странным образом произошло преображение, такое, что он даже чувствовал какое-то удовлетворение в пульсациях и боли, и скорее пожалел бы, чем обрадовался, если бы боль прекратилась.
Чем больше он думал об этом, тем ближе подходил к выводу, что невралгия при существующих условиях было роскошью и чем-то, что нужно лелеять. Когда он сообщил эту идею мисс Маргарет Сталл, она сразу встревожился за его рассудок и побежала к своей тете Пенелопе. Респектабельная и опытная дама выслушала племянницу без удивления или других эмоций. Ее комментарий состоял из одного слова:
- Морфий.
- Назовите это лотосом или амброзией, - воскликнул Николас, - назовите это морфием или чем угодно. Если в благословенном снадобье есть сила, которая может превратить агонию в радость, муку в восторг, сделать утро пыток дневным экстазом, отчего ж это может быть не так, как сказал Титами? Через час я поеду в Бостон и спрошу его об этом.