Николас сделал паузу, так как и мисс Пенелопа, и Маргарет смотрели на него с удивлением. Маргарет выглядела сбитой с толку, но на лице ее тети было очень своеобразное выражение, которое он потом очень долго помнил.
- Мистер Вэнс, - спокойно сказала мисс Пенелопа, - морфий действует на вашу голову. Пожалуйста, полежите до ужина на диване в задней гостиной, где прохладно и тихо. После хорошей чашки чая вы будете в лучшем состоянии, чтобы поехать в Бостон, и я буду очень рада сопровождать вас. Я собиралась провести вечер с друзьями в Вест-Энде.
В двадцать пять минут девятого Вэнс поднялся по лестнице, ведущей в обитель Титами. Он нашел спекулятивного логика в полном обмундировании: вечерней одежде и обтягивающих узких сапогах. Это удивило Николаса. Он никогда не видел друга в подобном облачении.
- Невралгия - это не так уж плохо, а, Николас? - весело сказал Титами. -Что-то вроде острого карри, когда ваш вкус приучен к этому. Жалко, однако, притуплять ваше наслаждение морфином. Это все равно, что посыпать опилками вкусную сырую устрицу. Однако скоро вы будете образованы вне таких грубых практик. Я хочу, чтобы вы пошли со мной.
- Но я не одет, - сказал Николас.
Титами подошел к зеркалу и самодовольно оглядел свое довольно потрепанную одежду.
- Это не имеет значения, - сказал он, - никто не обратит внимания. А теперь, будьте добры, спуститесь вниз первым. Если выход чист, свистните "Энни Лори", и я выйду. Но если вы увидите у подножия лестницы дракониху, женщину Борджиа, Горгону, разъяренную Тисифону в черном бомбазиновом платье, насвистывайте "Мертвый Марш" Сола, а я спущусь по водосточной трубе и присоединюсь к вам на углу.
Выход оказался чист, и звуки "Энни Лори" привели Титами к входной двери, которую он захлопнул следом за Николасом. Он вел Вэнса по незнакомым улицам, рассуждая в то же время на легкие темы о жизни человека в городе. Николас никогда раньше не видел, чтобы Титами проявлял такой животный дух. Казалось, он стряхнул с себя затхлость схоластической логики, шел и говорил, как парень девятнадцатого века на пути к близкому по духу распутному заведению.
- Вы говорили сегодня утром, - сказал Николас, робко начав тему, в которой хотел получить наставления, - вы говорили, что физическая боль лишь относительный термин, поскольку одни и те же ощущения часто дают нам то, что мы называем физическим удовольствием, которое можно культивировать так, чтобы оно стало источником удовольствия изысканного типа. Кажется мне, что эта теория...
- О, ладно вам, теория, - сказал Титами, умно и явно намеренно. постукивая костяшками пальцев по фонарному столбу, мимо которого они только что прошли. - Что толку говорить о теории, когда вы скоро увидите идею в реальной практике?
- Но, пожалуйста, скажите, что вы имеете в виду под болью, - настаивал Николас, - ведь она только относительна.
- Кто, - сказал Титами, - может провести, например, линию, которая отмечает границу между ощущением комфорта после хорошего обеда, и неприятным чувством, которое вы испытываете после слишком большого количества еды? В одном случае ощущение воспринимается вашим мозгом как удовольствие. В другом то же самое ощущение, только немного более выраженное, называется болью. Вы так же слепы, как новорожденный кролик, который после долгого пребывания под руководством профессора Сурдити не может видеть, что различие между болью и удовольствием - не что иное, как словесная ошибка. Разве ваш сегодняшний опыт с морфином не доказывает это? Выбросьте морфин, просветите свой интеллект до должного стандарта, и получите тот же результат.
Тут Титами, словно утомившись от разговоров, остановился и начал танцевать на тротуаре энергичную джигу.
- Зачем вы танцуете, если у вас тесные сапоги? - осмелился спросить Николас.
- Просто потому, что они тугие, а мои ноги очень нежные, - ответил Титами.
Николас шел молча. Поведение Титами каждую минуту становилось все более удивительным. Но удивление Николаса достигло кульминации, когда его друг остановился перед кирпичным особняком, который когда-то был аристократическим. Титами поднялся по ступенькам и позвонил в дверь с видом человека, достигшего цели. Неудивительно, что Николас был удивлен. Именно к той же двери он проводил тетку Маргарет, Пенелопу, не более чем полчаса назад.
Однажды Николас присутствовал на собрании радикального клуба в частном доме недалеко от того, куда он сейчас вошел. Сцена в салоне напомнила о посещении Продвинутых Мыслителей. Около дюжины мужчин и женщин, более или менее прогрессивных на вид, сидели на стульях или на диванах, слушая высокого джентльмена, который стоял в углу и, бормоча, читал свою рукопись, держа ее близко к очкам. Эссе, похоже, не вызвало большого энтузиазма. В зале было больше пустых стульев, чем слушателей. Когда Николаса и Титами ввели, почти вся компания встала и приветствовала Титами молча, но со всеми признаками глубокого уважения. И действительно, приветствия были почти восточными по своему характерному подобострастию.