С утра работа вновь не задалась.
Поначалу ему казалось, что виной всему несносная дождливая погода, подчинившая себе все его чувства. По петроградскому небу мчались под воздействием беспрестанно обрушивающегося ветра свинцовые облака. Они были настолько плотные, что их движение совсем не замечалось. Создавалось стойкое ощущение, будто облака повисли непреодолимой пеленой над нескончаемым пространством большого города - над всеми этими соборами, дворцами, арками, крышами многоквартирных домов, пригибая под собой все живое к земле и не давая ему распрямиться. Было неуютно и холодно.
По этой причине он не чувствовал в себе никакой возможности углубиться в выбранный сюжет.
И это несмотря на то, что он уже придумал название будущему полотну - суровое и непререкаемое: "Формула петроградского пролетариата". Он предвидел: его начнут упрекать за недостаточную поэтичность такого названия. Но в его сознании творца обозначенная формула наполнялась чуть ли не сакральным содержанием.
...Из непроходящей дымки выступают неясные фигуры пролетариев. Они идут вперед - решительно и целеустремленно, их ждут новые испытания - тот неизведанный мир, состоящий из крепких стальных конструкций, которые они непременно должны подчинить себе. Это может случиться не сегодня, но непременно произойдет - в полном соответствии с нынешней гигантской трансформацией реальности.
Он не переставал радоваться, как ребенок - тому, сколь новаторским смотрелся создаваемый им художественный мир.
...И все-таки он уже столько времени не может продолжить задуманную им картину. Ему вдруг вспомнились строки его друга футуриста Велимира Хлебникова, написанные за шесть лет до этого:
Он, художник, тотчас ответил Хлебникову, что "воюет не за пространство, а за время", приближая будущую, по-настоящему свободную жизнь. Она сметет всю существующую несправедливость и создаст новые отношения, лишенные пороков. Но непременно оставит формулы - точные лекала, по которым и надо будет менять окружающую действительность.
Он и свои картины впоследствии предпочитал называть емко: "Формула Петрограда", "Формула революции, "Формула Вселенной"... Так, как будет строиться будущая жизнь.
Их было множество, таких "формул", разрушавших, по его мнению, традиционное восприятие жизни и изобразительного искусства.
Задачу, стоявшую перед собой, он сформулировал предельно жестко: обозначить свое понимание глобального хода истории. И сделать это посредством разных цветовых пятен - художественной основы своих полотен. В этих пятнах делались малозаметными, а часто чуть ли не растворялись в "молоке" фигуры людей и животных, но отойдя от картины чуть подальше, можно было увидеть целую сюжетную линию.
"От частного к общему", сформулировал он тогда свой подход к отображению мира.
Все это, однако, реализуется в его творчестве потом, в середине 1920-х и позже, когда он станет популярным в андеграундной среде тогдашнего СССР. А пока он мучился от невозможности выразить смысл "Формулы революционного пролетариата".
Он вновь всмотрелся в окно, по которому нескончаемыми ручейками текли собиравшиеся в целые струйки капли непрекращающегося дождя. Осенью 1921 года он расходился в Петрограде буквально на глазах, капель на стекле становилось все больше. Они жили своей, самостоятельной, жизнью, теми незримыми страстями, которые мог видеть лишь тот, в ком бушевали эти невидимые образы, не способные пока стать такой желанной для него картиной.
Из этого состояния его вывела трель звонка входной двери. В маленькой квартирке дома литераторов, не имевшей даже кухни, в которой он получил после гражданской войны комнату, звонки всегда разносились неугомонно и настойчиво. Из мебели в его жилище были лишь стол, панцирная кровать и пара стульев. За неимением большого числа предметов любой звук звучно и словно эхом расходился по всему помещению.
Он поморщился. "Кого это черт несет? - с неприязнью на весь белый свет озвучил он про себя - Итак на душе паскудно...".
Встав нехотя с табуретки, он направился открыть дверь. На пороге стояла немолодая женщина, одетая в поношенное платье, на ногах ее были домашние тапочки. Ему показались знакомыми это испещренное морщинами лицо. Где-то он уже видел эту женщину...
- Здравствуйте, Павел Николаевич, - озвучила та без всяких предисловий. - Я соседка ваша снизу, мне сказали, что вы хороший художник. Я слышала прежде вашу фамилию. И то, что вы рисуете очень необычно, тоже слышала. Вы ведь Филонов, верно?