Однако Елена Ильинична, выглянув на его стук, торопливо посадила собаку на цепь и распахнула калитку с бледным подобием улыбки.
- Спасибо, что пришли, Александр Григорьевич.
- Ну что вы, как я мог не прийти? Спасибо, что впустили, - усмехнулся доктор, и Елена Ильинична взглянула на него со внезапным испугом.
- Значит, слухи не только у нас в балке ходят? Ох, до чего же мой никчемный муж ухитрился... даже смертью своей...
И она расплакалась, безвольно осев на стул.
- Привезли... а мне его даже похоронить не за что... как при жизни все на мои плечи сваливал, так и умер...
- Кто привез? - встрепенулся доктор. - Елена Ильинична, так что же, он... здесь?
- В сарае лежит, - махнула рукой женщина. - Кто-то там из махновцев тело осмотрел, сказал, в драке шею свернули. А наш адрес, видно, в музее дали. Я только-только успела узнать, что Николай умер, как вижу, уже везут... на телеге, накрытого...
Голос дрогнул, но на этот раз она сумела справиться с собой.
- А я могу его осмотреть? - вдруг спросил доктор.
- А почему нет? - пожала плечами вдова. - Только лампу возьмите, темно уже совсем.
Пока Елена Ильинична искала лампу, доктор незаметно положил на подоконник пачку настоящего чаю и придвинул поближе горшок с геранью, надеясь, что вдова не заметит упаковку до его ухода.
Труп в сарае таращился молочно-белыми глазами в потолок и выглядел именно так, как должно было выглядеть тело, пролежавшее неопределенное время в холоде, а потом подвергшееся воздействию тепла. И даже еще хуже, поскольку без драки перед смертью дело точно не обошлось: у Колесникова были разбиты костяшки пальцев, огромная ссадина на лбу и проломлен затылок.
Доктор поднес лампу поближе, стараясь рассмотреть лоб, в котором среди запекшейся крови виднелись какие-то странные черные чешуйки. Такие же чешуйки он нашел на костяшках и ладонях покойника. В нос доктору шибала то сладковатая вонь разложения, то более резкий и кислый запах рвоты.
Свет в лампе мерцал, и по раздутому зеленоватому лицу покойника пробегали гримасы, по большей части, как казалось доктору, насмешливые.
И вдруг во дворе хриплым сорванным голосом забрехала собака. Вдова вышла из дома.
У калитки топтался Василий Петраков.
- Вечер добрый, гражданочка! - тут он увидел выглядывающего из сарая доктора.
Петраков распахнул калитку, подбежал к доктору, грубо за локоть оттянул его в сторону и зашипел на ухо:
- Что доктор? Подельничка своего кокнули, теперь с его женой шуры-муры разводите? - Его свободная рука теребила кобуру в попытке извлечь наган.
Гербильский спокойно освободился от хватки и положил руку на кобуру порученца.
- Я-то, молодой человек, по долгу врачебному пришел, вдову поддержать. А вы что здесь Пинкертона строите? Власти нынче-то нет - анархия-с. Вряд ли вас кто-то уполномачивал на расследование.
Лицо Петраков пошло пятнами, глаза выпучились,
- Ах ты ж контра недобитая. Власти говоришь нету? Я тут - власть. Меня сам Совет рабоче-крестьянских и солдатских депутатов уполномочил вас, барыг и жуликов, давить. Мои полномочия Батька подтвердил! - пальцы Петракова окаменели на кобуре.
- Тогда извольте ознакомится с Вашим мандатом.
Порученец наконец расстегнул кобуру и ткнул стволом в живот доктору.
- Вот мой мандат, контра!
Гербильский опустил глаза к животу.
- Незаряжен ваш мандат.
Порученец взвел ударник:
- Желаете убедится, гражданин доктор? - в голосе Василия зазвучали непривычные нотки стали.
- Желаю, чтобы вы определились. Или стреляйте, или пропустите меня.
Петраков сплюнул и, оглянувшись на замершую в двери хатки вдову, отступил в сторону. Доктор, развернулся к ней, прощально приподнял шляпу и удалился.
"1919 г., 3 мая
Д. И. Яворницкий обращается к хранителю музея Корнею Павловичу Шамревскому с просьбой осмотреть место, где закопан памятник Екатерины Второй и закидать его щебнем, потому что, как ему показалось, кто-то пытается откопать памятник".
Из книги "Віхи музейної біографії. До 160-річчя заснування Дніпропетровського історичного музею імені Д. І. Яворницького"
Выбираясь из балки, доктор так и этак обдумывал увиденное при осмотре, но общая картина происшествия никак не складывалась, противореча друг другу в важных мелочах.
Возможно, если Василий Петраков был чуточку поумнее или раздражал его капельку меньше, доктор бы махнул рукой на связанный со смертью Колесникова репутационный ущерб.