работа есть всегда
хватило б только пота
на все мои года
Булат Окуджава
Прокофьев сам писал либретто к своим операм, и ему хотелось познать секреты привлечения неослабевающего внимания слушателей к сценическому действию. С одной стороны, опера - это зрелищное и драматическое искусство, и потому нуждается в динамичном действии. С другой стороны, опера относится к музыкальному жанру, в котором слушатели ценят арии и искусство вокала. Хотя долгие статические арии тормозят развитие сюжета, композиторы и публика любят их, потому что именно они передают эмоциональный и психологический образ героев. В итоге опера становится удачной тогда, когда удается отыскать правильную пропорцию между активными действиями и перемежающими их сольными ариями главных героев. Подобная ситуация складывается и в Опере ПРКФВ. Если продолжить жизнеописание Прокофьева в ритме Марса, может создаться впечатление, что вся его жизнь развертывалась как непрерывная цепь переходов от одного начинания к другому. Но это далеко не так. Как было видно в прошлой части, в темпах и в силе выражения творчества Прокофьева периодически наблюдалась резкие колебания. Биографы задавались вопросом: случайно ли предсказывалось время от времени, что Прокофьев "иссяк", что он повторяется, "что он живет переделками старого", и случайно ли, что "вдруг он писал музыку, которая опрокидывала весь этот вздор"? Ответ на это можно получить, если рассматривать жизнь Прокофьева не в свете единичного, а многих циклов. Тогда более выпукло проступают постоянные врожденные черты композитора, на фоне которых четче вырисовываются пики повышенного творческого тонуса.
В этом первом антракте начнем знакомство с теми отличительными чертами характера Прокофьева, которые с завидным постоянством сохранялись на протяжении всей его жизни, начиная с того мгновения, когда в деревне Сонцовке 23.4.1891 в 17.30 в семье управляющего имением впервые раздался голос новорожденного.
К этому моменту супруги Прокофьевы были уже не молодыми людьми, прожившими в браке 13 лет. О том, как они шли к этой вехе в их жизни, и с какими смешанными чувствами страха и надежды они прожили девять месяцев ожидания рождения сына, нам поведала увертюра к Опере ПРКФВ. В увертюре, так же, как и в экспозиции повествование велось ретроспективно, как бы от третьего лица, роль которого исполнял хор отдаленных планет, задававший темпы развития событий в далеком и ближнем окружении главного героя.
Но вот занавес поднялся, и на сцену впервые вышел главный герой. С первых звуков его младенческого крика мы знакомимся с целым миром уникальных возможностей, заключенных в его первой сольной арии. В момент первого крика новорожденного на Земле впервые прозвучал его голос, с его неповторимым тембром, силой, диапазоном, окраской, звонкостью, резкостью, выразительностью, интонацией, теплом, насыщенностью, протяжностью и манерой придыхания. Песня его жизни только зародилась, но ее мелодия уже начала выстраиваться в особом ключе. Говоря языком теории музыки, в ее начале был уже и ее конец, так как окончание мелодии обычно задается одним из опорных звуков, характерных для заданной тональности.
Чуткое ухо музыканта могло бы уловить в первых интонациях новорожденного не только высоту его основного тона (тоники), но и предугадать тот лад, который станет в будущем организующим началом высотного соотношения звуков, характерных для него. Иными словами, начало арии уже определяло звукоряд, доступный голосу героя, а значит, и возможности его гармоничного сочетания с другими звукорядами, доступными его эпохе. Начало "личной арии" Прокофьева было написано в ключе Земного Знака Тельца. По мере развития событий в жизни Прокофьева у нас будет возможность поближе познакомиться со многими особенностями этого знака и его стихии, но в первом антракте начнем с одной из наиболее характерных его черт, а именно работоспособности.
Действительно, незаурядная работоспособность Прокофьева с самого раннего детства поражала как его современников, так и последующих биографов. По словам Морозова, Прокофьев являл собой пример великого труженика, "предельно методичного, не знавшего и отдыха без труда". Эта черта его характера, отрицающая право на праздность, усиливалась наставлениями матери, которая родилась в Земном знаке Козерога, и которая с младенчества, ежедневно спрашивала Сережу перед сном: "А что сделано тобою за день?"
Первая невеста композитора Нина Мещерская (в замужестве Кривошеина) вспоминала: "он обладал громадной работоспособностью: если он свое рабочее расписание не выполнил, то никуда не выходил, и ему редко приходилось "нагонять" упущенное время: таких пропусков у него, собственно, почти и не было".