Но артистическая его натура брала верх. Начал писать песни на собственные мелодии. Драматург, он и песни писал, как маленькие спектакли, которые все больше и больше расходились с официозом.
Вообще-то это началось еще при Хрущеве, когда в 1958 году запретили пьесу "Матросская тишина" (историю ее запрещения Галич опишет в автобиографической повести "Генеральная репетиция" (1973), куда вставит и текст пьесы). А в 1962 появилась первая песня Галича о милиционерше Леночке, ставшей "шахиней Л. Потаповой"
Песни все больше уходили в сатиру. И у Галича начали возникать проблемы. Хрущевская оттепель кончилась. Сняли Хрущева, который еще терпел песни Галича. Новое руководство их терпеть не пожелало. Продолжать сочинять и петь дальше - значило для Галича быть выброшенным из благополучной, сытой жизни, к какой он привык. И Галич пошел на это. Он сделал выбор: "Мне все-таки уже было под пятьдесят, - говорил он об этом впоследствии. - Я уже все видел. Я уже был благополучным сценаристом, благополучным драматургом, благополучным советским холуем. И я понял, что я так больше не могу. Что я должен наконец-то заговорить в полный голос, заговорить правду".
В короткое время Галич проходит весь путь диссидента: сближается с академиком Сахаровым, вступает в Комитет защиты прав человека, подписывает воззвания и письма в защиту политических заключенных.
Его исключают из Союза писателей, Союза кинематографистов и из Литфонда, отрезают любые источники существования. И в 1974 году выдавливают из СССР.
Последним местом его работы за границей было парижское отделение Радио "Свобода".
Его смерть 15 декабря 1977 года стала трагической случайностью. Вот как ее описывает писатель-эмигрант Василий Бетаки, друживший с Галичем:
"Последний мой разговор с Галичем был о Николае Алексеевиче Некрасове. Просматривая в редакции радио перед записью на пленку мой очередной текст, Галич предложил мне вместе с ним написать и прочесть получасовую передачу к столетию со дня смерти Некрасова - он его очень любил. Разговор был 15 декабря 1977 года около 11 часов утра. Уговорились, что я приду к Галичу домой в три часа, чтоб вплотную заняться передачей. До моего прихода он собирался заехать в специальный магазин, купить какую-то особенную американскую антенну к недавно приобретенной радиомагнитофонной системе.
Перед тем, как идти к Галичу, я примерно в половине третьего завернул с Ветой на улицу Лористон к Максимову. Поднимаясь по лестнице, я громко сказал, что зайду только на минутку - Галич ждет меня в три (он жил в пяти минутах от улицы Лористон).
Наверху скрипнула дверь, на площадку вышел Володя Максимов и сказал, что Галич умер полчаса назад и что он, Максимов, только что оттуда.
Мы все пошли туда. В квартире еще были пожарники с врачом-реаниматором.
Когда Галич вернулся домой с новой антенной, Ангелины Николаевны не было дома. Он прошел прямо в свой кабинет и уже там скинул пальто на стул. Ангелина Николаевна, вернувшись и не увидев его пальто в передней, решила, что его еще нет, и пошла в кухню.
А он в это время уже лежал в кабинете на полу...
Галич совсем ничего не понимал в технике, и ему страшно хотелось поскорее испробовать новую антенну. И вот он попытался воткнуть ее вилку в какое-то первое попавшееся гнездо. Расстояние между шпеньками вилки было большим и подходило только к одному гнезду, которого Галич, наверное, не заметил. Он взял плоскогубцы и стал сгибать шпеньки, надеясь так уменьшить расстояние между ними. Согнул и воткнул-таки в гнездо, которое оказалось под током ...
По черным полосам на обеих ладонях, которые показал нам врач-реаниматор, было ясно: он взялся двумя руками за рога антенны, чтобы ее отрегулировать. Сердце, перенесшее не один инфаркт, не выдержало этих 220 вольт.
Рядом с ним на ковре лежали плоскогубцы и антенна...
Когда Ангелина Николаевна вошла в комнату и увидела это, она распахнула окно, стала кричать, звать пожарников, казарма которых была напротив, на другой стороне узкой улицы, потом тут же позвонила Максимову. Прибежали пожарники с врачом-реаниматором (в каждой французской пожарной команде он непременно есть и на все вызовы едет впереди команды). Но было поздно...
Естественно, тут же пошли слухи о том, что Галич погиб "от рук КГБ".
Только это был чистейший несчастный случай, результат полной неспособности Галича что-нибудь сделать руками.
Отпевали Галича 22 декабря 1977 года в парижском Соборе Александра Невского".