Потом начались пробежки, долгие поездки на велосипеде... нет, начались они раньше, в июне, именно тогда я достал шагомер и принялся наматывать привычные пять миль до завтрака. Римма не возражала, ей нравилось, как она сама говорила, моя "железная форма" - теперь я приводил ее в порядок, заодно ощущая собственные пределы, постепенно доводя нагрузки до максимальных, проверяя все ли в порядке.
Затем начал ездить на велосипеде за город, по часу или больше проводил с гантелями, крутил "солнышко" на турнике. А по вечерам любовался звездами, небо в эти дни будто вымыли и отчистили от пыли - звезды полыхали так ярко, что я разглядывал отдельные искорки в Плеядах, улыбался про себя и что-то говорил выходившей супруге. Она недовольно хмурилась, но потом присоединялась, стараясь разговорами заглушить во мне эти самые прогулки под звездами. На этот раз - уж точно.
В августе зачастил оболтус, правда, только на выходные. Малина ему обломилась, начальница заставила работать, теперь отпуска он до октября не дождется. А ему так хотелось приехать на пару недель, порыбачить. Римма жалела его, кормила на убой и обещала, если что, похлопотать, подергать старые ниточки.
- Бать, я лучше тебя попрошу. Ты ведь авторитетней. О тебе до сих пор в газетах пишут. Мол, рукопожатие крепкое, - да были тут журналисты, задавали однообразные вопросы, для самого настырного это крепкое рукопожатие оказалось единственным, что он смог узнать от меня.
- И только?
- Нет, еще полеты возобновились. Ты ж своим падением сбил график отправки экипажей на полгода.
- Руководителя ЦУПа хоть не отстранили.
- А лучше бы, - вмешалась Римма. - Это он за кораблем не уследил.
Сын с матерью заспорили, а я незаметно для себя отключился, размышляя о своем.
Осень пришла дождями, снулыми, стылыми. Как-то быстро похолодало, бабье лето мелькнуло и ушло, не простившись. Небо закрыло неподвижными тучами на недели, кажется, даже на месяц. Звезды сквозь него виделись только мне.
Потом приснился первый старт. Римма права, с первого же раза у меня все не как у всех - сначала запуск перенесли на сутки из-за неполадок в ракете, наутро следующего дня зарядил мелкий дождичек. Когда автобус, везший нас на площадку номер три, остановился, чтоб мы сходили "на колесо" перед запуском - делать все пришлось очень шустро. Часом позже, под вспышки блицев, рапортовали главному о готовности к полету, а затем поднимались по скользкой металлической лестнице до лифта. Помню, чуть не брякнулся, пока забирался на эту круть. И долго стоял на площадке, махая операторам и фотографам, очень хотелось, чтоб в этот момент семья видела меня на экранах, чтоб прямая трансляция не прервалась, чтоб они успели пожелать всего, а я бы вернулся. Удивительно, но тогда уже думалось о прибытии. Как будто все успел увидеть и перечувствовать.
Днями позже, вернувшись с велосипедной прогулки под крапавшим дождичком, вместе с влажным дождевиком принес жене давно вызревавшее: завтра уезжаю в Москву. Нет, в ЦУП проситься не буду, хочу поговорить с Павлом Николаевичем. Римма вздрогнула, как от удара. Нет, она ждала этого, предчувствовала, понимала, ведь третий раз, но и не верила, не хотела - после всего происшедшего. После безумного спуска и долгих поисков на Урале. Сергей и тот утихомирился, когда приезжал, говорил, скоро станет преподавать аспирантам, и вообще займется собственными хвостами. Хочет дожать докторскую, давно над ней сидит. Я тогда смотрел на него и не узнавал командира. Будто не он говорит, будто слова в его уста вложены Риммой. Говорили в тот раз недолго, попрощались сухо. Наверное. Еще и это подействовало. Вкупе с небесным омутом.
- Хоть бы он с тобой и разговаривать не стал. Хоть бы его не застал. Хоть бы... только, пожалуйста, вернись. Обещаешь?
- А куда я денусь. После такого...
- Нет, ты мне скажи.
- Обещаю.
Руководитель Центра подготовки тоже встретил неласково. Ему как раз прочистили уши на встрече на высшем уровне, так что и меня он встретил не сразу, и встречу дважды переносил, будто добиваясь того же, чего и супружница. Вот только я оказался настойчивей. Поймал его в холле центрального входа, возле панно. Деваться оказалось некуда, он долго молча слушал. Потом покачал головой.
- Ты хоть понимаешь, чего просишь? Сам подумай, полгода как брякнулся с орбиты, три недели лежмя лежал. В "клуб двадцать" записали, что это не причина для отказа? А теперь опять на программу собрался. Тебя ж медицина еще до конца не исследовала.