Умер Миша Танич 17 апреля 2008 года. Родился 15 сентября 1923.
Натан Яковлевич Эйдельман (родился 18 апреля 1930 года) в молодости чуть было не угодил в чекистскую мясорубку. После окончания университета, преподавал в школе, но ходил в кружок Льва Николаевича Краснопевцева, осуждавшего сталинизм с марксистской точки зрения. 9 человек было арестовано в 1957-м. Эйдельман отделался исключением из комсомола и увольнением из школы. Как рассказывали его друзья, слава о школьных уроках Эйдельмана облетела Москву. Возможно, поэтому ему преподавать больше не разрешили.
Он стал музейным работником. Защитил кандидатскую диссертацию. Начал печататься.
Впрочем, на этом начале стоит остановиться подробней. Приведу свидетельство одного из самых близких друзей Эйдельмана юриста Александра Борина:
"В нашей компании лучшего рассказчика, чем Натан, не было. Ему говорили: "Хватит болтать, бери перо и пиши". Но до пера и бумаги руки все не доходили. Не знаю, сколько бы это еще продолжалось, но однажды Натан зашел в редакцию "Литературной газеты" к своему товарищу Юре Ханютину. В кабинете, кроме Ханютина, за маленьким столиком сидела незнакомая пожилая дама. Ханютин неожиданно спросил: "Тоник, а сейчас, в наше время, можно найти клад?" Натан возмутился: "Какой клад? Если ты имеешь в виду археологию..." И стал рассказывать. Ханютин слушал, кивал головой, а минут через пять неожиданно встал и вышел из комнаты. Натан растерянно замолчал. "Продолжайте", - строго сказала пожилая дама; это была стенографистка. И Тоник прочел ей великолепную лекцию про археологию. Через несколько дней Ханютин изучил стенограмму, нашел, что все годится, надо только начало поставить в конец, а конец - в начало, и статья Натана о проблемах археологии была напечатана в "Литературной газете". Так появилась первая, насколько я помню, публикация Натана Яковлевича Эйдельмана. Было это уже во времена хрущевской оттепели".
Можно сказать, что друзья разогрели Натана. Потому что после этого его статьи и исследования стали появляться с огромной скоростью. Где он их только ни печатал! В "Знании-силе", "Науке и религии", "Науке и жизни", в "Неделе", альманахе "Прометей". Это, разумеется, кроме толстых литературных журналов, таких, как "Новый мир", "Звезда", "Вопросы литературы". Разумеется, и кроме нашей "Литературной газеты".
Не говорю уже о книгах. Их Эйдельман написал и составил 28.
Читать его всегда было безумно интересно. В том числе и по моей отрасли - пушкинистике. Хотя занимались мы с Эйдельманом разными вещами: его интересовала жизнь поэта и его друзей, интересовали их политические взгляды. Я же занимался разбором пушкинских произведений.
А кроме того, Тонику особенно близка была тема декабризма, которая меня не очень интересовала.
И при всем при том, повторяю: читать Натана Яковлевича Эйдельмана, скончавшегося 29 ноября 1989 года, было очень интересно. Он вкусно писал.
Бенедикт Михайлович Сарнов был моим добрым старшим товарищем, с которым мы особенно сблизились в последние два десятилетия, хотя знали друг друга полвека.
Я работал главным редактором газеты "Литература" Издательского Дома "Первое сентября" и не жалел для статей Сарнова газетной площади, знал, что увлекательные его литературные материалы будут не только интересны, но и полезны думающему учителю.
У меня в газете был легко вынимающий из ее середины вкладыш. Я назвал его "Семинарий" и отдавал целиком под какую-нибудь проблему школьного литературоведения, или под авторские уроки литературы, или под уроки литературы такого-то региона, или под сочинения учеников, которые мне присылали их учителя. "Семинарий" был немалого объема: 2 печатных листа, то есть 80000 знаков с пробелами, как сосчитает вордовская статистика в компьютере. Бен Сарнов писал большие статьи. Они как раз занимали весь мой "Семинарий".
Но однажды он принес работу о Шкловском, которая оказалась непомерно велика: вдвое больше "Семинария". В принципе от четырехлистных материалов откажется любой отдел критики толстого журнала. Я так и сказал об этом Бену. Он ответил, что не против сокращений, но наметить их должен я.
Прочитав статью, я понял, что сокращать ее - значит изуродовать. Если ее печатать, то целиком. И я напечатал эту работу Сарнова в двух номерах. Это был единственный случай, когда материал, занявший в номере целиком весь "Семинарий", оповещал в конце: "Продолжение следует"!
Сейчас, когда моего товарища уже нет среди нас, можно смело сказать: это был один из выдающихся критиков и литературоведов советского и постсоветского периодов. А, может быть, и самый выдающийся. Он не увлекался, как многие, играми структурного литературоведения, хотя хорошо разбирался в его проблемах. Писал он легко и доступно. Порой в его работах попадались фразы, высказанные как бы в стилистике Зощенко - любимого писателя Бена. Но не потому, что он ему подражал. А потому что сигналил: речь сейчас пойдет о том, что требует осмеяния.