Но я дал правильную "вказивку"!
- Прощай, я улетаю! - сказал "плачущий котенок", с последней надеждой глядя на меня.
Если бы я сказал: "До свиданья!" - опять бы влип. "До свиданья" - означает еще встречу. Он сказал бы - я скоро вернусь - и вернулся бы! А мне нужно было навсегда с ним распрощаться...
И я сказал ему:
- Прощай!
Пришелец исчез. Все-таки, это была голограмма!
Звездолет инопланетянина взмыл в воздух и стал стремительно удаляться.
Я посмотрел на гигантский алмаз, лежащий на полу. Потом сел на диван. Меня била нервная дрожь.
"Фига се!" - подумал я...
МИНИАТЮРА
Александр КАЗАРНОВСКИЙ
СМАЙЛИК
Тихо горят свечи. Над субботним столом разливаются ароматы всяких вкусностей, приготовленных моей женой по случаю святого дня. Отхлебнув красного вина из бокала, я произношу "двар Тора" - речь, подобающую трапезе, на которую собрались мои родные.
"...И поскольку разрушен был наш Храм из-за беспричинной ненависти между евреями, единственное, что может помочь нам восстановить его и принести в мир Избавление- это беспричинная любовь..."
Все - благостно. Ничего оригинального и, главное, ничего, что могло бы вызвать возражение у слушающих. Но возражения как ни странно возникают.
- И что же, - спрашивает моя мама, - я прямо-таки должна любить всех-всех евреев?
- Увы, - отвечаю я с притворным сожалением, - должна.
- А нееврев - не надо?
- Неевреев любить наше право, а евреев - обязанность.
- Всех до одного?
- Всех до одного!
- И Троцкого?
- Мамочка, оставь Троцкого в покое. Он давно в могиле и за все, что сделал, расплатился.
- А других негодяев, что зверствовали в те времена? - не унимается мама. - Ведь половина чекистов - евреи были!
- Давай сосредоточимся на тех, кто сейчас живет и нас с тобой окружает.
Мама, погрузившись в раздумья, хмурится так, что морщины, ветвящиеся на ее лице, кажутся еще глубже.
Воспользовавшись воцарившейся тишиной, я накладываю себе в тарелку салата.
Вдруг мама закатывает рукав белой блузки:
- Смотри!
На коже, словно покрытой рябью от средиземноморского ветерка, огромною кляксой зияет синяк.
- ?
- Вчера на улице мне по руке залепили картошкой. Знаешь, как больно было!..
- Мама...
- Я эту картошину подобрала. На ней ножом был вырезан... помнишь, в Москве - ты в восьмом классе был - к вам в школу иностранцы приезжали, подарили тебе значок, большой такой, на нем две точки - глаза - и рот улыбается.
- Это называется "смайлик", - поясняю я, - там еще написано было "Make me smile!"
- Ага, ты потом всюду эту рожицу рисовал?
- А кто картошкой-то залепил?
- Откуда я знаю? День был жаркий, все окна трехэтажного дома, мимо которого я шла, были затянуты жалюзи. Они не успели бы их опустить - наверно кидали с крыши. Но ведь сволочи, сволочи! Так что, скажи, их я тоже любить должна?
Помолчав, выдавливаю из себя:
- Прости их.
- Да прощаю я их, прощаю, но любить? Уволь, пожалуйста! Обойдусь без беспричинной любви! Считай, сегодняшняя твоя проповедь пропала даром,
Делаю еще один глоток вина и закрываю глаза. Я уже не здесь, не в 2015 году - 5775 по нашему летоисчислению, не в маленьком городке на окраине Самарии, а в большом северном городе сорок лет назад. Два четырнадцатилетних придурка развлекались тем, что обстреливали картошкой прохожих.
Прелесть заключалась в том, что форточка находилась на третьем этаже, а дом был двенадцатиэтажным, и прохожие, потирая ушибленные места, задирали головы в поисках преступников, шарили взорами по окнам верхних этажей, не подозревая, что враг засел гораздо ниже. Один из этих четырнадцатилетних дебилов был лично я.
И вот, когда появился маленький плюгавенький мужичок, чей лоб словно был создан для того, чтобы служить мишенью юным снайперам, я прицелился и отправил в полет очередной корнеплод.
Но случилось нечто странное. То есть - ничего не случилось. Мужичок продолжил свое шествие под окнами квартиры моего друга, откуда мы терроризировали местных жителей, а картофелина... буквально на наших глазах исчезла, словно растворилась в воздухе.
- Вышла на орбиту! - заржал мой друг.
- Точно! - подхватил я. - Не зря же я смеющуюся харю на ней нарисовал!
Вот она докуда, выходит, долетела...
...В комнате - тишина. Над субботним столом плывут чарующие ароматы. В углу беззвучно догорают свечки.
- Прости меня, мамочка! - тихо произношу я.
- За что? - удивляется мама.