Россошанский нервно дернул плечом, потом отрицательно замотал головой.
– Нет, насчет того, чтобы сам Вячеслав – нет. Может быть, сестра как-то не так поняла? Может быть, Вячеслав имел в виду как раз эти самые, наши дела с партнерами? Хотя обычно он не распространялся никому о делах на работе.
– Может быть, – согласилась я.
А в голове у меня настойчиво билась мысль: «Если все так и Вячеслав должен был кому-то, то это очень удобный момент, чтобы решить свои денежные проблемы: его посылают с поручением отдать наличные, а он отдает их не тому, кому они предназначались… Правда, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что эти деньги тоже придется отдавать. К тому же он крадет их не где-нибудь, а в собственной фирме!»
– Кто еще знал о том, что Вячеслав должен везти деньги и в котором часу это будет? – нарушила молчание я.
– Мой заместитель, Павел Лукашенок. Я, естественно. Пожалуй, и все.
– И сами кредиторы, – добавил Родион.
– Да, конечно. Если хотите, поговорите с ними, только… – Россошанский состроил скептическую мину, – вряд ли вы что-то проясните.
– И тем не менее, – заметил Родион.
– Записывайте, – вздохнул Эдуард и продиктовал адрес фирмы.
– И вот еще что. У вас нет при себе фотографии Вячеслава? – спросила я.
Россошанский наморщил лоб, потом перевел взгляд на Перетурина. Тот развел руками и вздохнул.
«Эх вы… А еще адвокат называется! – пожурила я про себя Перетурина. – Можно было предусмотреть такой важный и очевидный момент!»
– Но, я думаю, это не страшно, – заявил Родион Евгеньевич. – Фотографию можно взять у меня дома в любое время или у Ксении…
– Постойте, – вдруг поднял палец Россошанский. – У нас есть запись с последней корпоративки. Сейчас я попробую выяснить.
Он снял телефонную трубку и произнес в нее:
– Люда, зайди ко мне, пожалуйста. Сейчас придет наша сотрудница, Людмила Омельченко, – обратился он уже ко мне и Родиону. – У нее должна быть пленка. Она снимала кое-какие эпизоды на камеру. Фотографии вы все равно получите, а вот посмотреть на человека, что называется вживую, все же лучше…
– Согласна, – кивнула я. – Но фотографии вы, Родион Евгеньевич, мне все же привезите. Мне они нужны не столько для того, чтобы самой смотреть на Колесникова, а чтобы я могла показать их другим людям, которые, возможно, его видели. С пленкой, как вы понимаете, в этом смысле сложнее…
– Хорошо, я непременно захвачу, – заверил меня Перетурин.
– А эта Людмила Омельченко, она тоже врач? – спросила я у директора клиники.
– Нет, она… Скажем так, типа секретаря. Решает некоторые технические вопросы.
– И она Вячеслава знает хорошо?
– Ну… достаточно хорошо, – пожал плечами Россошанский.
Тут в кабинет заглянула девушка и с улыбкой спросила:
– Можно?
– Да, Люда, проходи, – жестом позвал ее Эдуард. – Тут вот к нам люди пришли, насчет этой истории с Вячеславом… То есть, возможно, никакой истории и нет, но им нужна пленка с нашей последней корпоративки. Ты как-то показывала.
– Да, – кивнула Людмила и добавила, посмотрев на меня и Перетурина: – Только она у меня дома. Если хотите, я могу принести ее завтра…
«Можно и завтра, – подумала я. – Хотя лучше не откладывать в долгий ящик. И не столько просмотр пленки, сколько беседу с Людмилой. Учитывая, что Ксении, одного из важных персонажей, окружавших Колесникова, нет на месте, нужно пока использовать показания других людей, более-менее близких к нему. И с Людмилой не мешало бы побеседовать. Она не из руководства клиники, как Россошанский, не друг, как Перетурин, не родственница… У нее может быть свой взгляд на характер Вячеслава и на ситуацию в целом».
– А вы можете уделить нам время для беседы? – обратилась я к Омельченко.
– Вообще-то у меня рабочий день уже скоро заканчивается… – неуверенно произнесла Людмила и посмотрела на Россошанского.
– Мы можем побеседовать по дороге, если вы не возражаете, – предложила я. – Заодно довезем вас домой, и вы сможете передать пленку. Или вы тоже на машине?
– Нет, у меня нет машины, – вздохнула Омельченко. – Но по дороге мы полноценно не поговорим, я живу недалеко, на машине мы доедем за пять минут. Но можно побеседовать у меня дома.
– Люда, можешь идти собираться, – вмешался Россошанский. – Я тебя отпускаю. Побеседуй с Татьяной Александровной. У вас ко мне больше нет вопросов? – обратил он свой взгляд на меня.
– Скажите, есть ли у вас серьезные враги? Те, которые хотели бы вас устранить? – спросила я.
– Ну, конкуренты, безусловно, есть, – нахмурился Эдуард. – Но если вы имеете в виду каких-то головорезов, которые перешагнут через кого угодно, то боюсь, что я для таких людей слишком мелкая фигура. К тому же нарочно нападать на Вячеслава? – Он скептически скривился. – В ваших словах, безусловно, есть определенный смысл. Но я не могу даже предположить, кто способен на такое… Среди моих конкурентов есть очень влиятельные люди, с большими возможностями, но они же не бандиты! Не отморозки какие-то, чтобы затевать подобное! Они все деловые люди, приходят с конкретными предложениями, порой даже выгодными. А это… Черт знает что!
– Значит, никого не можете назвать?
– Нет, – твердо повторил Россошанский.
– А если посмотреть шире? Взять в расчет не только ваших конкурентов, а все окружение вообще? Есть же еще какие-то знакомые, не принадлежащие к вашему кругу. Припомните, не конфликтовали ли вы с кем в последнее время?
– Нет, не конфликтовал, – пожал плечами Россошанский. – Да и вообще, за все время существования нашей клиники дела шли ровно. Почему же вдруг именно сейчас я мог кого-то не устроить? Никаких серьезных перемен не произошло, зачем кому-то устранять меня именно сейчас? Хотели бы сожрать – сожрали бы давно. Вы поймите, места на нашем рынке уже давно определены серьезными людьми. И все работают по накатанной колее. Кто будет ломать эту систему, да еще таким способом?
– Что ж, пожалуй, на сегодня вопросов у меня больше нет, – проговорила я, поднимаясь. – Если что-то случится или станет известно, непременно сообщите нам. Мы в свою очередь будем держать вас в курсе дела, только оставьте нам координаты.
– Вот, – Россошанский протянул мне красивую визитку, на которой значились адрес и телефон клиники «ДЕНТА-ОПТИМЫ». Кроме того, он протянул листок, вырванный из блокнота. – Это мой сотовый и домашний, – сказал он. – Если что-то узнаете, звоните в любое время.
– Обязательно, – заверил Перетурин.
– Ну так что, мы можем идти? – обратилась я к Людмиле.
– Да-да, – ответила та. – Пойдемте.
И, повернувшись, первой вышла из кабинета своего шефа.
Людмила Омельченко была полноватой блондинкой с голубыми глазами. Одета в деловой костюм салатового цвета, волосы забраны в гладкую «ракушку», а на ногах девушки я увидела колготки. Бросались в глаза ее крупные белые зубы, выглядевшие идеально. Я даже подумала, что ее улыбка могла бы стать визитной карточкой клиники «ДЕНТА-ОПТИМА».
– Вы можете идти на улицу, я сейчас к вам выйду, только кабинет свой запру, – сказала Людмила и пошла заканчивать свои дела.
– Надо же, – покачал головой Перетурин, когда мы вышли на улицу. – В такую жарищу – в костюме, в колготках!
– Ничего удивительного, – пожала плечами я. – Соблюдение делового стиля. Во многих фирмах к секретарю предъявляют такие требования.
– Все равно! – не унимался Родион. – В такую погоду можно и наплевать на стиль, и делать скидку своим сотрудникам. Гораздо уместнее было бы надеть легкое платье или сарафан, если уж ты считаешь, что носить шорты тебе фигура не позволяет. Вот у меня в офисе все намного демократичнее!
– Ладно, это сейчас не имеет отношения к делу, – остановила его я. – Давайте лучше пока подумаем над тем, что мы узнали. Каждый про себя.
– Давайте, – согласился Перетурин и откинул голову на подголовник, прикрыв глаза.