- Я ж не подозревала. Знай, что там не киндер-сюрприз, как возликовал наш голубоглазенький...
- Задним умом все крепки. Поздно, голубушка, надо за свои слова отвечать.
- Тишенька не все яички поколотил, я успела что-то отобрать. Вот, это внутри одного было. Может, сгодится?
И протянула ему филигранной работы золотую карету, запряженную в пару изумрудных лошадей. Супруг, дрогнувшей рукой, принял содержимое яйца Агафона Фаберже, положил на ладонь, тяжко вздохнул. И не сказав больше ни единого слова, отправился в свой кабинет.
- Не понял, что это значит? Вы банк или шарашкина контора? - распалялся Рублев, остановить коего оказались не в силах ни вызванная охрана, ни полиция, ни даже супруга. - Что вы себе позволяете! Я ваш клиент больше пятнадцати лет, я эту, пропади она пропадом, ячейку имею больше шести лет, я за все плачу исправно, я...
- Простите, Павел Петрович, но вы знаете правила, вы сами подписывали соглашение об аренде ячейки. Там же четко и ясно сказано...
- Да вы в уме ли? Чтоб я подписал такое... - ему протянули лист распечатки с его вензелями и размашистой росписью. Рублев замолчал, всем, находившимся в кабинете директора банка показалось, что эти секунды были райскими. Не иначе как ангел пролетел. - А нет, подписал. Но мне и в голову не могло придти! Да чтоб я подумал, что вы к этому цепляться станете!
Рублев снова перешел на крик, ангел свалил подобру-поздорову.
- Это наша стандартная практика, вы же понимаете, мы не имеем права, - улещивал разошедшегося предпринимателя директор. - Вы же сами, наверное, подобные договоры...
- Я с людишками подписываю, а вы с состоятельными господами, черт вас всех дери! Вы что, раздевалка Большого театра?! Почему вы не страхуете содержимое ячеек?
- По закону не имеем права, конфиденциальность содержимого лишает нас возможности оценить страховой случай. Поэтому вы и храните в банке все, что душе угодно...
- Да вы хоть понимаете, что я там храню?!
- А что, простите? - поинтересовался прибывший начальник УВД.
Рублев сверкнул на него очами, способными испепелить менее стойкого человека, но главный полицейский лишь едва заметно поежился. Предприниматель неожиданно замолчал на полуслове. Обвел собравшихся и схватив супружницу в охапку, вихрем вылетел из кабинета.
Одной из главных проблем всегда было: "Кто может обучить лучших и наиболее продвинутых специалистов?" Ответ прост... но как его работать? Ибо как может человек сам себя учить?
Переводы
Рэймонд Ф. Джоунс
Школа
В Центре управления полетами на краю взлетно-посадочной полосы собрались руководители и ведущие инженеры авиационной корпорации "Файрстоун". Они заглядывали друг другу через плечо и вежливо переминались с ноги на ногу, стараясь лучше разглядеть трехфутовый телевизионный экран, установленный в зале. На нем была видна кабина пилотов самолета "ХВ-91", летящего сейчас где-то над ними на высоте пятидесяти тысяч футов.
Сидевший в первом ряду майор Юджин Монтгомери наблюдал за происходящим с огромным воодушевлением. "Девяносто первый" стал для него личным триумфом, почти так же, как и для инженеров, которые его спроектировали. Он был свидетелем создания самолета с начала конструирования, и какая-то часть его самого была сейчас там, в небе, вместе с самолетом.
"Девяносто первый" был потрясающим воздушным боевым кораблем. Это был разрушитель городов, его вооружение гарантировало выполнение боевого задания в любой точке земного шара и благополучное возвращение с более чем девяностопроцентной вероятностью успеха.
Большую часть изображения на экране занимала приборная панель. Время от времени на экране мелькало лицо летчика-испытателя Паркера. С другой стороны, вне поля зрения, находился второй пилот Марбл.
Раздался голос Паркера:
- Разворачиваемся, возвращаемся на заданный курс. Высота пятьдесят две тысячи, скорость восемнадцать семьдесят пять, температура минус сорок восемь и семь десятых... - Он произнес это профессиональным монотонным голосом, который, однако, не мог скрыть свой восторг оттого, что он пилотирует такой самолет.
Были слышны десятки негромких звуков: жужжание камер, записывающих изображение и голоса пилота, фоновый вой реактивных двигателей самолета, щелканье телеметрических реле. Монтгомери резко обернулся, чтобы увидеть своего близкого друга и человека, ответственного за успех "Девяносто первого". Сорен Гандерсон стоял в самом конце группы наблюдателей.