Надоело, надо выбираться. Чья-то неудачная шутка затянулась. Они явно ждут каких-то действий, не может быть, чтобы меня бросили сюда просто так. Какое мне дело, зачем я гадаю? Надо выбираться.
– Только учтите, я уже с вами не шучу.
Выбью дверь и сразу в полицию. Пусть их всех посадят. Буду настаивать на похищении, даже если это розыгрыш.
– Это не розыгрыш, понятно вам? Это похищение.
Разбежался и попытался выбить дверь…
Больно, зачем же так сильно? Сначала надо было потихоньку. Наверное, я очень злой, плохо себя контролирую. Надо собраться, успокоиться. Как выбить дверь? Не знаю, никогда не выбивал. Плечо теперь ноет. Жесткая дверь, из чего она вообще? Постучал, вроде обычная обшивка, не разбираюсь в этом. Может, внутри что-то.
Еще раз разбежался, нет, не то. Не выбью я ее, только покалечусь. Они мне еще за плечо ответят, надеюсь, там не вывих. Потолкал еще чуть-чуть. Кого я обманываю, через эту дверь мне не выйти.
– Откройте!
Закричал.
– Откройте, слышите! Я не шучу. Откройте!
Кричал, вышел из себя. Потом подождал, отдышался, никакой реакции. Хорошо, давай искать другой выход.
Через потолок? Это невозможно, просто бетонная плита. А как она двигается, как опускается? Осмотрел, непонятно. Есть пара маленьких щелей, но мне до них не добраться. Хотя почему, вот же стол. Убрал печатную машинку, передвинул. Взглянул на часы, 32 минуты 46 секунд. Сколько там потолок сейчас? Достану, он низкий. Мой рост метр семьдесят пять, где-то так, хотя не измерял со школы. Лет с тех пор прошло немало, может, я вырос. Хорошо, стол придвинул, ну и что? Щель и щель, ничего не видно.
– Слышите меня? Эй? Вы слышите? Там есть кто?
Наивно ждать ответа. Если бы хотели, уже бы ответили. Передвинул в другое место, еще одна щель, точно такая же.
– Есть кто? Слышите? Откройте, я не шучу! Откройте!
Ударил кулаком туда, где щель. Опять больно. Еще раз ударил, на, получи. Еще получи.
– Это не игра, слышите!
Спрыгнул со стола, подошел к вентиляционной трубе, пнул ее несколько раз, попытался трясти, ударил кулаком. Крепкая, намертво закреплена.
– А если так, а?
Разбежался, прыгнул и повис на ней в надежде, что отвалится. Там ведь дыра в потолке, так? Если труба отвалится, я смогу вылезти через эту дыру или хотя бы попытаться.
– Ну же, давай! Давай!
Нет, ни в какую. Упал, лег на пол. Она закреплена намертво.
– Хорошо, я понял, вы меня отсюда не выпустите, так? Сам я тоже не выберусь.
Еще одна мысль. Вскочил, подбежал к ружью, снял со стены.
– Оно заряжено?
Вопрос в потолок. Так просто оно бы не висело. Значит, заряжено. Не умею стрелять, но другого выхода нет, надо пробовать. Как целиться? Вот здесь как-то к плечу, так или по-другому?
– Да не умею я.
Плевать. Приставил к дверной ручке и нажал на курок.
4
Ружье не помогло. Не знаю, что именно произошло, но я упал и еще сильнее ушиб плечо. Нет, вывиха нет, проверил. Все нормально, терпимо. И зачем оно висело на стене? Посмотрел на дверь, никакого эффекта. Что стрелял, что не стрелял. Ружье теперь на полу, пусть лежит, в нем нет смысла.
Снова этот треск. Опять? Звук не самый приятный. И как эта плита перемещается? Это вообще возможно? Значит, потолок опустился еще на пять сантиметров, правильно? И сколько он теперь? Какая высота? Встал, головой пока не бьюсь.
– Мне не страшно.
Зачем-то сказал. Обычно так говорят, когда страшно.
Думай. Что там было в записке? Где она? Вот. 2 метра 45 сантиметров. Хорошо, после этого потолок опустился еще дважды. Получается, сейчас высота 2 метра 35 сантиметров. Я не баскетболист, так что нормально.
Выпускать меня они не собираются, но делать то, что они хотят, тоже нельзя. Это же полный бред, ну какой миллион знаков? Они хоть понимают, сколько это?
– Толстой столько не писал, а я не Толстой.
Или писал? В «Войне и мир» явно больше миллиона знаков. Может, миллионов пять. Но это же «Война и мир». Я-то здесь при чем? Я не писатель, а всего лишь журналист.
Думай, думай. Надо понять, кто меня похитил, если это все-таки похищение. Где я был? Так, надо вспомнить, где был… Что последнее я помню? Какой был день недели? Нет, это слишком сложно, день недели не помню. Число? Нет. Был рабочий день. Да, точно, рабочий день, потому что я поехал в редакцию и зашел к Кудрявцеву. Рассказывал ему, что есть идея поехать в Финляндию на какой-то фестиваль Red Bull. Можно завязать партнерские отношения. На самом деле я просто хотел съездить в Хельсинки за чужой счет, но Кудрявцеву внушал, как это полезно. Он сказал, что подумает и выпроводил меня из кабинета.
Дальше, что было дальше? Дальше я делал вид, что работаю. На самом деле в тот день я ничего не писал, да я вообще редко что-то писал, поскольку тексты о спорте в «Вечерке» были нежелательным элементом. Кудрявцев ненавидел спорт, а я ненавидел Кудрявцева с того момента, как он выключил редакционный телевизор, когда я смотрел финал чемпионата мира по хоккею. Наши играли с канадцами, а этот придурок… Ладно, проехали.
Я ушел раньше. Вспомнил! Думал о том, что надо заглянуть к отцу. Я всегда заходил к нему в день рождения. Сколько ему уже? Не помню, наверное, 65. Исполнилось уже или нет? Был день рождения?