Миловзоров смотрел на нее и думал про себя: «Какая она хорошая, вся хорошая. С такой женщиной не страшно связать всю жизнь». Оборотной стороной этой простой и естественной мысли являлась какая-то глухая ненависть к Квисту и Бликсу с их самодовольством, выдержкой и европейским эгоизмом. Собственно, положение Зои Егоровны являлось утонченным цивилизованным рабством, за которое не приходилось даже платить, как это делалось в доброе старое время настоящего откровенного рабства. Комиссионеры эксплуатировали ее самым бессовестным образом, кончая ее комиссионерским материнством. Даже протопопица удивлялась безответности мудреной немки. А Миловзоров думал о ней все время и у себя в банке и дома по ночам. Как-то, после одной из таких бессонных ночей, он дождался Зои Егоровны во время утренней прогулки и проговорил без всяких предисловий, виновато опустив глаза:
— Зоя Егоровна, выходите за меня замуж… Я вас очень… очень люблю… Право, мы прожили бы недурно.
Она страшно смутилась и посмотрела на него испуганными глазами, как на сумасшедшего.
— Я знаю, что вы даже не m-me Квист, Бликс и Ко, а просто конторщица. Когда пройдет ваша молодость, вас вышвырнут на улицу, как бросают негодную тряпку… О, я все знаю, я столько думал об этом!
Она схватила своих детей за руки, точно искала в них защиты, и ответила упавшим голосом:
— Если бы я встретила вас лет десять назад, когда была девушкой, тогда… А теперь…
— Я не требую сейчас ответа. Вы подумайте серьезно… Я уже решил про себя.
Он даже улыбнулся и так спокойно посмотрел на нее. В его карих добрых глазах действительно светилась решимость, та отчаянная славянская решимость, которая идет на все.
— Вы хорошая, хорошая, хорошая… — повторял он, продолжая улыбаться. — Вся хорошая! Я буду ждать…
Зоя Егоровна не выходила на обычную прогулку целых три дня, опасаясь новой встречи, а Миловзоров три дня не ходил на службу. Он заперся у себя в комнате и шагал из угла в угол. Протопопица окончательно была убита и не знала, что ей делать. На четвертый день, утром, он взял свой портфель и отправился на службу. Протопопица обрадовалась и видела, как он завернул в магазин Квиста и Бликса.
Когда Миловзоров зашел в магазин, Зоя Егоровна сидела за своей решеткой, как всегда. Он даже не поздоровался с ней, а подошел прямо к прилавку с витриной, за которой сидели Квист и Бликс.
— Я пришел… да, я пришел… — заговорил он сдавленным голосом, глядя в упор на комиссионеров. — Я хотел сказать… да…
Квист и Бликс подумали, что попович пьян, и переглянулись. — Скажите, пожалуйста, господа комиссионеры, если бы вы встретили девушку, которую два негодяя захватили бы в самое позорное рабство… Да, именно рабство. Нет, хуже…
— Что вам угодно? — спросил Квист, сдвигая брови.
— Мне угодно сказать вам, что так нельзя. Помилуйте! Ведь она человек, она мучается, у нее испорчена вся жизнь, она лучше вас, и меня, и многих других.
— Послушайте, нам не до философии… — заметил Бликс. — Вообще, извините, нам некогда…
— Некогда? Ха-ха… А я вас заставлю выслушать меня, потому что я говорю про нее, вот про эту девушку, которая сидит в вашей клетке.
Миловзоров указал на Зою Егоровну и поклонился ей издали.
— Милостивый государь, какое право вы имеете вмешиваться в чужие дела? — сказали в один голос комиссионеры.
— Какое право? А вот какое право… Представьте себе, что у Зои Егоровны есть брат… да, брат… и этот брат — я. Да, я, я!.. Я прихожу и говорю вам, Квист и Бликс, что вы негодяи… да, негодяи!..
Зоя Егоровна страшно перепугалась. Но дальше произошло все так быстро, что она не успела даже крикнуть о помощи. Она видела только, что Миловзоров выхватил из кармана револьвер и в упор выстрелил сначала в Квиста, а потом в Бликса. Квист присел и схватился за руку, а Бликс нырнул под прилавок, как заяц. Дальше Миловзоров как будто растерялся и с удивлением посмотрел кругом, а потом бросил револьвер, сел на табурет и закрыл лицо руками.
Через десять минут в магазин явилась полиция. Миловзоров оставался на прежнем месте и спокойно говорил:
— Ах, как я ее люблю… да, люблю.
Квист отделался легкой раной в левой руке, а Бликс — одним испугом. Они не дождались суда и незаметно исчезли из Красноскутска, оставив на память протопопице свою вывеску. M-me Квист, Бликс и Ко исчезла вместе с ними. Через полгода Миловзорова судили и нашли, что он действовал в психически-расстроенном состоянии.
1894 [1]
1
Впервые опубликован в «Самарской газете», 1894, № 249, 4 декабря. Включен автором в состав «Сибирских рассказов» в 1905 году. Печатается по тексту: «Сибирские рассказы», т. II, М., 1905.