— Как там продвигается вопрос о контракте? — спросил я.
— Никак.
— Хотите выпить?
— Разве что колы. Завтра рейс, — ответил он. — Хотя… черт возьми, давайте тяпнем по чуть-чуть.
— Не планируется никаких скрытых стачек, я надеюсь?
— Разве что в октябре. Но еще дней двадцать вы в безопасности.
— Лишний повод закончить к пятнице.
— Что закончить?
Я рассказал ему Он не впечатлился.
И теперь, десять часов спустя, я дорого расплачиваюсь за вечер, проведенный в пьяной бессмысленной беседе. Нажимаю на кнопочку в стене, стеклянные двери «Компас клаб» открываются, и я вижу изящный изогнутый стол, за которым сидит женщина, одетая в цвета авиакомпании — красный и желтый. Я знаю ее — мать двух подростков, явно проблемных, которые сидят на таблетках, — ребята из тех, что меняют свой риталин на картриджи к игровым приставкам и портер. Линда работала стюардессой в «Грейт Уэст», пока не получила травму в аварии, когда самолет внезапно утратил контроль над хвостовой частью. Компания выплатила солидную компенсацию, но Линда враз потеряла половину суммы, когда разводилась со своим идиотом, который благодаря ей окончил курсы хиропрактики. Теперь вся жизнь Линды — в ее сумасбродных сыновьях, и время от времени я навещаю их, чтобы помочь с уроками или погонять в футбол. Старший, Дэйл, пятнадцатилетний толстяк, поклонник триллеров и девочек постарше, напоминает меня самого в том же возрасте. Линда полагает, что я, обладая опытом в области тренингов, прямо-таки обязан помочь парню, но она ошибается.
— Что там с задержкой в Рено? — спрашиваю я.
Линда понижает голос.
— Говорят, утечка топлива. Еще часа на полтора возни.
— Как поживают Дэйл и Пол?
— Мы снова на диете. Решили опять вернуться к той, высокопротеиновой.
— А я думал, вы в ней разочаровались.
— Отчасти. Но если подумать — было небольшое улучшение.
— Надеюсь, вы сумеете взять реванш.
Еще одно магическое слово. Они всегда звучат странно, но, может быть, это просто я их так произношу.
— Что-что?
— Надеюсь, диета вам поможет.
— Скажи, ты купил тот дом, о котором говорил?
Я обдумываю, как бы получше объяснить, что теоретически на нынешний момент я нигде не живу. Сделка так и не вошла в финальную стадию. Владение домом, возможно, не входит в мою структуру личности. Мои родители принадлежали к секте людей, возделывающих свой сад, — их брак был любовным треугольником, в котором участвовали они оба и бархатный газон перед домом, усаженный засухоустойчивым кентуккийским мятликом. У меня нет ни времени, ни, честно говоря, желания. Зеленая трава — на Западе, где царствуют шалфей и опунция, — это заранее проигранный бой, точно так же, как и поиски уединенного места в условиях разрастающейся застройки. Я смотрю на Денвер с его торговыми центрами и парковками, пригородными бассейнами, автострадами и похожими на шайбу топливными цистернами, и сама мысль о поиске уютного уголка в этом хаосе кажется мне шуткой.
— Дом выглядел сомнительно.
Линда складывает руки под подбородком.
— Сочувствую. А мы могли бы стать соседями. Было бы так приятно иметь одинаковый индекс…
Я предпочту обойтись без индекса. Именно так людей находят и отслеживают. Начинают с пяти цифр, а заканчивают полным описанием, вплоть до любимых фильмов и предпочитаемых сортов пиццы. Я не параноик, просто сын своего отца, и мое преклонение перед маркетингом проистекает во многом из того, что я всегда боялся стать козлом отпущения для ребят постарше. Разумеется, мы живем в демократической стране и потому по большей части предоставлены самим себе, но есть амбициозные люди, мечтающие изменить порядок вещей, — а кое-кто хвалится, что уже в этом преуспел. Я похож на того парня, которого встретил по пути из Мемфиса — он сказал, что вступил в местную полицию, потому что некогда жил по соседству с наркопритоном и видел, как безалаберно вели себя копы. Истинное уединение, сказал он, возможно лишь внутри патрульной машины.
Линда теребит воротничок униформы.
— Свободен завтра? Я буду дома одна. Пол в Юте, в археологическом лагере, а Дэйл в Калифорнии, у отца.
— Они поладили?
— Это решение суда. Я могу приготовить что-нибудь тайское. Остренькое.