Приступ тошноты. Глаза застилает пелена. Я на колени.
Она ползёт. Приближается ко мне, волоча обрубки.
Ощущаю её запах. Новый. Омерзительный запах её гноящейся плоти.
Рука на моём плече:
- Ты даже сейчас дрожишь. Ты никогда не боялся холода. Тебя трясёт не от холода. Ведь так? Ведь так? – слышит, как я сглатываю. И голос её становится нежным: - Единственное, что приносит мне облегчение: знать - ты не видел, что он сделал со мной.
- Костик, милый, вставай, - наигранно писклявый голос. Я вздрагиваю. Распахиваю глаза. Шея трещит, когда склоняю голову набок. Елисей щекочет меня за ухом как кота и лыбится. – Вставай, соня, - его низкий голос окончательно сошёл на визг.
- Мы приехали? – сбрасываю его руку. Машина припаркована под яркой вывеской золотого цвета. - Я долго спал?
- Ты отрубился в середине разговора.
- Извини. – Выдыхаю. - Мне снилась Маша.
- Сочувствую, - поджимает губы, смотрит сквозь лобовое.
Откашливаюсь:
- О чём мы говорили? До того, как я уснул.
- Видимо, тебе это не так уж интересно.
- Ковальски. Ты говорил про их встречу с отцом. Он покупает клинику.
Елисей ржёт. По щекам пошли глубокие складки, веснушки растянулись.
- Ковалевский. И не выдавай желаемое за действительное. Ковалевский хочет её купить, но твой отец отшивает его уже в третий раз. Хотя цена предлагается интересная, даже для вашей состоятельной семьи.
- Нет никакой семьи. И я ясно дал понять, что возвращаться не собираюсь.
Елисей долго выдыхает:
- Не понимаю, ведь это твоё детище.
- Я потерял к этому интерес. Окончательно. И к клинике, и к медицине вообще.
- Когда ты поймёшь, что очень ошибся, будет уже поздно.
- Я долго думал…
- Долго? Да ты бухал каждый день, на протяжении целого года! Долго он думал.
- Слушай, я всё решил. Мне плевать, что будет с клиникой. Пусть её купит Ковальски, разрушит землетрясение, явится сатана, и сожжёт дотла. Что угодно. Пле-вать.
- Я провожу в твоей клинике дни и ночи напролёт, - он успешно сдерживает приступ раздражения, а обиду мастерски скрывает. – Я искал тебя в самых богомерзких заведениях города, чтобы ты подписывал бумажки. Сам читал каждый документ. Договаривался с поставщиками оборудования. Проводил собеседования со специалистами. Отмазывал тебе перед прессой. Разбирался с налоговой. Улаживал конфликты с клиентами. Чтобы, когда ты очухаешься и соизволишь вернуться к делу, тебе было куда возвращаться.
- В этом-то и загвоздка. Ты там по факту – никто, - Елисей сглатывает. – Я – хозяин. И мой отец. И нам обоим насрать на эту клинику.
- А как же Мила? И другие девушки с несчастной судьбой и больными родителями/детьми? Как будешь спасать их жизни? Мои связи быстро растеряются, если я не буду в деле. Свои ты уже растерял. Остался только я, и Каринэ. Больше никто в тебя не верит.
- Мила – единичный случай. Больше никого не будет. Я больше ни о чём тебя не попрошу. Только об одном: забей на клинику. Пусть отец делает что хочет. Просто не езди туда. Всё сдуется за месяц. И он сам с удовольствием продаст её за бесценок. Ковальски будет рад до жопы.
- Ковалевский. И он очень зол. Я бы на твоём месте отнёсся к этому серьёзно.
- А что может произойти? Он попытается прихлопнуть моего отца? Да пожалуйста! Мне – плевать.
- Возможно, ему и не придётся этого делать. Скоро всё решится само собой.
Я поворачиваю к нему голову. Спесь слетела за секунды. Блефует?
- Я считаю, что ты должен знать. Твой отец проходил обследование. И всё очень плохо.
- Что у него?
- Он харкает кровью, как ты и пожелал ему некоторое время назад.
Немеющие пальцы нащупывают пачку сигарет в кармане.
- Да я ведьма, - делаю затяжку.
- У тебя просто защитная реакция. Шок.
- Значит, ты об этом хотел серьёзно поговорить?