Лежу в кровати, откидываясь на подушки.
Солнце уже зашло за горизонт, а я так и не включила свет…
Мне нравится темнота. Нравится её камерность…
Прикрываю глаза, желая поскорее провалиться в спасительный сон, но внезапно вздрагиваю от грохота.
Сажусь в кровати и тут же слышу, как снова что-то падает.
Какого чёрта?
Выглядываю в окно. Машины брата нет на месте. Значит, он снова где-то тусит, пьёт и трахается…
Зато машина матери брошена посреди газона.
Последнее время она поздно возвращается…
Встаю с кровати и открываю дверь.
Делаю несколько шагов к лестнице, когда слышу её недовольное:
— Да твою же мать! Ай!
Быстро спускаюсь вниз по лестнице, и…
— Мам?
Мать стоит посреди гостиной. Перед ней на полу разбитая бутылка крепкого алкоголя. Мама безуспешно пытается подобрать осколки одной рукой, потому что другая…
— О, боже! Ты порезалась?
— По-о-ончик! — мама нетрезво оборачивается на мой голос. — Моя малышка…
По выражению её лица я понимаю степень её опьянения. Тушь размазана, аккуратно уложенные локоны выглядят так, будто ими мыли пол, а глаза пьяно смотрят на меня…
— Мам! Ты чего? Иди сюда!
Беру её за руку и тяну в сторону кухни.
Вот же… чёрт. Только пьяной зарёванной матери мне не хватало для полного «счастья»!
То и дело спотыкаясь на своих огромных каблуках, она идёт след за мной в кухню.
— Да сними ты их уже! — нетерпеливо закатываю глаза, вручая ей полотенце.
— Аа… ммм… — кажется, она настолько пьяна, что даже на связанную речь не способна.
Усаживаю мать на стул и беру её руку, чтобы обработать порез. Он оказывается неглубоким, но мама, всегда такая чувствительная к боли, ойкает каждый раз, когда я мажу её дезинфицирующим раствором.
— Ну? — строго смотрю на неё. — И по какому поводу ты… — осекаюсь, стискиваю зубы. — Ты в таком состоянии?
Сперва она ничего не отвечает, глядя на меня стеклянными глазами, а потом икает и выдаёт:
— Вова хочет развод!
— Что…
У меня внутри всё болезненно сжимается.
— Папа… — шепчу ошеломлённо. — Но… почему? Ты опять… опять что-то натворила⁈
— Я? — она кладёт голову на столешницу. — Я… ничего… я… и вообще, почему ты всегда на его стороне, ммм? Какого хрена… ай! — снова ойкает, когда я наклеиваю пластырь. — Я же тебя рожала, я же твоя мать, а ты… вы с ним вечно за одно! Ты его больше любишь!
— Мам! — сердце начинает биться чаще. — Да что ты несёшь! Уже забыла, как я тебя прикрывала?
— Пфф… — она машет на меня ладонью. — Да ты мне этим всю плешь проела! Ну ошиблась разок! Думаешь, Вова такой идеальный, ммм? — она прикрывает глаза. — Да у него дохрена скелетов в шкафу!
Мать снова кладёт голову на стол, а потом чуть ли не съезжает со стула.
— Блин! — подхватываю её, в последний момент спасая от падения. — Так! Сюда давай!
Пыхчу, пытаясь переложить её на диван.
Мать так напилась, что, кажется, сейчас провалится в беспамятство. Качаю головой. Смотреть противно! Вообще, удивительно, как отец столько лет терпел её поведение! Будь я на его месте, я бы…
— Ты и половины не знаешь… — она неопределённо тычет пальцем в воздух. — Да если бы не я… если бы не наша семья, он бы…- сбивчиво шепчет, откидывая голову на подушки. — Думает, раз женился на беременной, то охеренный герой? Да я его… — она замолкает, а у меня внезапно сердце заходится в бешеном ритме. Мне послышалось? Или нет? Она, и правда, сказала «женился на беременной»?
— Мам! — тереблю её за плечо, боясь, что она вот-вот отрубится, и тогда уже я вообще ничего не смогу от неё добиться. — Что значит, «женился на беременной»? Мам⁈
Трясу её сильнее, но она ника не реагирует.
Меня саму начинает трясти словно в лихорадке. Ведь не может быть… не может же быть, что…
— Мам? Папа — не мой родной отец? — шепчу еле слышно. — Мам⁈
— Да отец, отец… ммм… — она пьяно стонет, отмахиваясь от меня. — Не тот отец, кто… — запинается. — А тот, кто вырастил… а он тебя вырастил как родную… Вовка… любил, ведь, меня… чёрт…
С этими словами её выворачивает прямо на пол, а потом она окончательно замолкает и отключается.
А я… просто стою словно громом поражённая. Господи… нет… этого просто не может быть!!
Глава 37
Полина
Отмеряю шагами спальню, чувствуя, как мысли в голове жужжат словно рой диких пчёл.
Двадцать шагов от окна до двери. Один-два-три-четыре…
Дохожу до двадцати и начинаю заново.
Эти подсчёты помогают хоть как-то держать себя в руках. Ведь то, что я только что узнала от матери просто не укладывается в голове!
Всю свою жизнь я думала, что отец — родной мне человек… Находила в нём похожие черты, любила, ждала с работы… Неужели всё это оказалось очередным обманом?
По признанию матери, папа всегда знал, что он мне неродной! Но, несмотря на это, любил как свою… В то время как его родной сын жил на несколько тысяч километров, и отец не поддерживал с ним никаких отношений? Боже… как же всё это странно!
Закусываю губы, пытаясь осознать масштабы этих новостей. Что же мне теперь делать?
Дрожа всем телом, приоткрываю дверь спальни. Не знаю, почему, но ноги сами несут меня наверх… На чердак, в котором теперь живёт мой брат.
Даниил выбрал это место потому, что часть крыши тут сделана из стекла, и ночью видно звёзды…
Знаю, что сейчас его нет дома, но почему-то, после того, как я узнала правду, мне хочется заглянуть хотя бы в его пустую спальню… Облегчение настигает меня тёплой приятной волной… Выходит, мы, всё же, не извращенцы. Теперь я не должна испытывать угрызения совести за это влечение!
Поднимаюсь вверх по лестнице и открываю дверь. Затаив дыхание, прохожу вперёд и присаживаюсь на разобранную кровать… Провожу пальцами по подушке, оглядываюсь вокруг.
Эта комната под открытым небом кажется безумно романтичной. Освещённые блеском ночных звёзд предметы Даниной спальни кажутся таинственными и наполненными неведомой красотой… Представляю его спящим на этой кровати. Красивые черты его лица спокойны и безмятежны… Прикрываю глаза, мысленно касаясь его кончиками пальцев…
Потом вздыхаю и снова смотрю вокруг.
Около стены замечаю несколько прислонённых к ней холстов. На прикроватной тумбочке скомканные листы с набросками… Краски, кисточки, графитовые стержни…
Пальцы ног задевают что-то под кроватью, и я наклоняюсь, чтобы рассмотреть находку.
Это папка с торчащими из неё листами бумаги. Хм…
Развязываю тканевые тесёмки и открываю её.
Сердце делает очередной кульбит в груди, замирает на секунду, а потом…
Включаю ночник, чтобы получше разглядеть эти рисунки.
Быть этого не может… на всех изображена я! Спящая на своей кровати в различных позах!
На некоторых больше внимания уделено моему лицу, на других — другим, более интимным частям тела…
Интересно, он это по памяти рисовал? Рисунки выглядят очень реалистичными… Приглядываюсь повнимательнее. По рисунку футболок и цвету белья понимаю, что он это не выдумывал! Мой брат рисовал с натуры! Неужели, ночью приходил и делал наброски?
Вот же извращенец!!
Он, ведь, думает, что я — его родная сестра! Но это его не останавливает от подобного?
Закусываю губы, мотая головой. Чёрт… да он, ведь, одержим мною!
Изучаю другие его рисунки, и понимаю, что на всех них — я! Моё заплаканное лицо смотрит с холста в своём черно-белом варианте. Некоторые наброски похожи на рисунки с графических новелл наподобие комиксов…