Два года юноша странствовал с караваном. К нему привыкли, никто не обижал его, все старались рассказать ему что-нибудь интересное и даже освободить от тягот долгой и трудной дороги. Караванщик гордился тем, что среди них живет поэт, и надеялся, что скоро он напишет удивительные стихи или дастан и поразит всех. А может даже, имя его прогремит по всему свету.
Но шло время, а юноша ничего не писал. У него не получались ни дастан, ни стихи. И когда караванщик однажды спросил, когда же, сынок, ты прочитаешь нам свои стихи, юноша, опустив голову, молчал.
— Ну, ничего, — одобрил добрым голосом караванщик. — Писать стихи — очень трудное дело, сразу они на свет не являются, да и не каждому это дано. Нам некуда торопиться. Путь, который ты избрал, нелегкий, но я уверен, что придет время и проснется в тебе вдохновение. Обязательно проснется, я всем сердцем чувствую, и ты, как сильная птица, расправишь крылья. Тогда — о небо! — ты познаешь, что такое полет души, сила и красота слова.
Юноше нечего было сказать. Ему было стыдно перед караванщиком, ему хотелось провалиться сквозь землю, закопаться в горячий песок за свое неумение выразить словом то, что он увидел и узнал. И когда на следующее утро караван продолжил свой путь, юноша остался в безлюдной местности у небольшого колодца.
Через каждые два-три дня к колодцу подходили один за другим караваны. Люди, сопровождавшие караваны, говорили на разных языках, незнакомых для юноши. Встречая и провожая караваны, он все чаще думал о родном доме, ему хотелось в свое родное селение. Он вспоминал имена своих друзей, цветение абрикоса, граната, вкус воды из реки, которая протекала возле их дома. «Так вот почему, — думал он, — люди укрепляют стены и башни вокруг своих селений. Чтоб об их твердыню разбивались набеги кочевников». Нго интересовало, какая же сила хранит родную землю от разорения и забвения. Этого он не знал, не понимал. Не знал он, и как быть дальше.
Вскоре он собрался в путь и с восходом солнца ушел в пустыню. Через четыре дня у него иссяк запас воды. И ночью, сидя у небольшого костра, он в отчаянии подумал, что из пустыни он никогда не выйдет. Где-то совсем рядом раздавались щелканье и завывание шакалов. Юноша не плакал, потому что он познал уже трудности дальнего пути, познал пустыню и жизнь людей, живущих в ней. Он терпеливо ждал у костра восхода солнца. И оно взошло, как обычно восходит каждый день.
Собравшись из последних сил, юноша шел один среди песчаных барханов пустыни, словно чувствуя, что где-то среди безжизненного пространства есть клочок земли, где плещется родниковая вода, цветет земля.
Надежды оправдались: пустыня оборвалась, и перед ним возникла зеленая полоска земли. Ему хотелось кричать, но не хватало сил шевельнуть пересохшими губами. От увиденного кружилась голова, силы покидали его… Упав на горячий песок, он долго и неподвижно лежал и думал о своей матери, об отце, с которыми перед отъездом не попрощался. «Что же теперь поделаешь? — думал он. — Где взять силы, чтобы дойти, доползти до этого зеленого кусочка земли?» Он открыл глаза, — солнце было высоко над головой.
— Я всю ночь ждал твоего восхода, — сказал вслух юноша, — а ты, поднявшись высоко в небо, решило не выпускать меня из пустыни. Но нет, светило жизни, я человек. Пока есть силы, и воля есть, ты слышишь, есть! Л значит, я буду биться за каждый миг, за каждый час своей жизни.
Он полз и говорил:
— Ах, как прекрасна жизнь. Теперь я это понимаю. Я знаю ей цену.
Он говорил так и полз и вдруг почувствовал прохладу под собой. Зеленая трава росла в протоке небольшого ручейка…
Юноша, разглядывая прозрачный ручеек, думал, как интересно и сложно устроен мир, как неразрывен человек со всем, что его окружает.
— Куда же ты, ручей, меня сегодня приведешь? — шепотом спросил юноша.
Идя по течению ручейка, юноша увидел небольшой дом, возле которого девушка снимала седло с белогривой лошади. Из дома, кашляя, вышел старик со словами:
— Ой, дочка! Разве так можно скакать? Так и лошадь можно загнать. А это кто к нам пожаловал? — увидев юношу, спросил старик.
Девушка, опустив седло на землю, с удивлением смотрела, как шел, шатаясь из стороны в сторону, обросший, в разорванной одежде, человек.
Подойдя ближе к дому, юноша сначала опустился на колени, а потом и вовсе повалился на свежую, зеленую, мягкую траву, — Видать, дочка, этому человеку пустыня подарила вторую жизнь. Ну-ка, доченька, принеси ему что-нибудь, подстели, а то в доме душно. И воды не забудь, — говорил старик.