Ничего отец не понимал. Они же сказали, что позвонят – значит позвонят, со дня на день позвонят. Никто ему не звонил два года. Сначала Саша ждал звонка или вызова «куда надо» каждый день, потом острота этого ожидания пропала. В отдел кадров пришёл пакет, там анкеты, которые Саша сразу заполнил, вскоре он целый день провёл на медкомиссии. И всё. Больше ничего не происходило. Выходит, отец был прав. В сентябре он получил диплом МАИ и почти сразу повестку в военкомат. Надо было идти служить, пусть на год как специалист, но он же совсем не собирался. Как же так? Они обещали, что он не будет служить, как остальные. Или не обещали? Саша помнил, что он об этом спрашивал, но что ему ответили? Он так понял, что в армию не пойдет. Это что же такое? Как они его кидают, неужели не заступятся? Как странно. Нет, никто за него и не думал заступаться. Ну ничего. С первым разрядом по футболу Сашу брали на год в Севастополь, в береговую охрану. Почти курорт. Он должен был играть в команде Черноморского флота. Ничего. Саша пришёл на сборный пункт в лёгкой одежде и в несколько курортном настроении. Их построили, родители с сестрой уже стояли вдалеке за забором. Человек сто в строю, все спортсмены. Зачитали приказ: их отправляли на Карское море, на Диксон, за полярный круг. Саша не выдержал, около автобуса подбежал к начальнику и стал ему сбивчиво объяснять свои обстоятельства… «ему обещали, его готовят… он должен служить в Севастополе… у него первый разряд… это недоразумение, надо разбираться, надо позвонить…» – «Идите на посадку, Чугунов. Я видел ваши документы. Никакой ошибки нет. Никуда я звонить не буду. У нас пока бойцы не выбирают место прохождения службы». Саша обиделся. Как же так можно? Они его бросили. Почему Диксон? Уже же всё было решено. Кто виноват? Потом он успокоился: Диксон – так Диксон. Так он год и прослужил на радио-локационной станции. Их боевая задача была в слежке за американцами. Не хватало еды, Саша невероятно похудел, было холодно. В футбол он играл, но только следующим летом. Да и что это был за футбол. Одно название. Ребята во взводе, которым он командовал, были хорошие, никакой дедовщины, её время ещё не наступило. Скучно, в увольнительную сходить некуда. На острове был один магазин, где кроме скудного набора продуктов можно было купить водки. Солдатам водку было продавать запрещено, но все знали, что это правило нарушалось. Сгущенка была разменной монетой. Саша запомнил, что один раз из-за пурги в столовую не завезли хлеба, и вместо хлеба в магазине закупили сдобных булочек и копчёной колбасы. Саша привез с Диксона особую черную куртку спецпошива, с двойным запа́хом и меховым воротником. Она была похожа на папину танкистскую.
Дембелем Саша особо не насладился. Не было денег и почти сразу пришлось возвращаться обратно на завод. Про КГБ он почти не вспоминал, но через месяц его опять вызвали в заводоуправление и вручили на руки направление на Высшие курсы КГБ в Минске. В поезде попутчики спрашивали его, куда он едет, Саша не говорил, и ему было приятно, что он уже причастен к государственной тайне. Никто даже и не знал, что в Минске есть эти самые Высшие курсы. В Москве он оставил любимую девушку, и всё у него было хорошо. Учёба его не пугала. Это не могло быть труднее, чем МАИ. Но тут он ошибался, оказывается… могло. Нажали на них сильно, учиться было трудно, но сомнений в том, что всё он делает правильно у него не было. Где-то жили диссиденты, среди них были откровенные враги, были заблудшие. Вот Сахаров, например, такой заслуженный человек, талантливый учёный, а жена сбила его с пути, заморочила голову антиобщественными, антисоветскими ценностями. Вокруг говорили, что она еврейка, нечего, мол, удивляться. Чёрт его знает, может, это так и было. Евреи уезжали. Страна им всё дала, а они её предавали. Чего им не хватало-то? Это было невозможно понять.