На стройку Соколов не вернулся, а стал работать официантом в Пулковской гостинице. Это было далековато от города, но место престижное. Соколов закончил институт, но по специальности своей строительной работать не захотел, он, как тогда говорили «вертелся». Надя с ужасом поняла, что любви между ними нет. Она пошла замуж потому что так ей казалось правильным, а он просто хотел прописку и не очень своё стремление скрывал. Они спали в её же комнате, с Петей за перегородкой, отношения Нади с братом в это время совсем обострились. Родители Славу прописали, и он совершенно распоясался: пил, играл где-то в кары, пропадал с друзьями. Надя быстро забеременела, но не доносила, случился выкидыш, а потом родился Дима. Она уже и тогда видела, что ничего у них с Соколовым не выйдет, но очень уж захотелось ребёнка. Вскоре после Диминого рождения, она застала мужа со своей подругой и выгнала его вон. Впрочем, подруга оказалась последней каплей, Соколов открыто издевался: подкалывал, зло шутил, стараясь выставить её дурой. Она отчего-то всегда была ему должна: подай, принеси, разогрей, отстань, уйди… Это был его фирменный «южный» стиль, к которому Надя не привыкла. Один раз он так раскомандовался, что Надя ушла с маленьким Димой к подруге, но потом ссориться передумала и вернулась, а зря… Слава уже позвал подругу… Опять мерзкая сцена, навсегда врезавшаяся в память. Надя до сих пор, через тридцать с лишним лет, ощущала, что её в дерьме изваляли. Развод прошёл безболезненно. Папа умер, Надя жила в маминой квартире с сыном, а Петя наконец ушёл к жене.
Было всё-таки тесно. Надя подсуетилась, и после бурного романа с кем-то из райкома партии получила однокомнатную квартиру. После обмена они с Димой и мамой оказались в большой двухкомнатной квартире, а Соколов получил маленькую однокомнатную.
Все были довольны. Мама Диму обожала, посвящала ему всё своё время, но Наде всё равно казалось, что к Петиным детям она относится лучше. У Пети родилось трое сыновей, то есть «Петеньке надо помогать, они не справляются». Ну как мама могла так думать, она же с ними жила. Мама всегда тянулась к брату, они оба были спокойными уравновешенными людьми, им вместе было комфортно, а с Надей мама не чувствовала себя спокойно, дочь была для неё слишком дёрганой. Так мама её называла. «Наденька, посиди со мной», — просила мать, но Надя не сидела. Они друг друга не понимали.
Надя посмотрела по телевизору новости. По-английски она давно хорошо понимала, не мучилась, спать было ещё рано. Дима не звонил. Надя боролась с желанием сама ему позвонить, хотя знала, что не следует. Говорить не о чем. В ответ на вопрос «как дела?», он ответит, что нормально. «Как дети?» — скажет пару предложений, и Надя почувствует, что ему не до неё, что скорее всего он не один, а она мешает и сын хочет от неё отделаться, но желает быть вежливым. Всё-таки позвонила: «Димыч? Как вы там?» — «Нормально». Ага, ну так и есть: Дима не может или не хочет оставаться с детьми в выходные, он просит её их взять. Возьмёт, куда денешься. Надя детям радовалась, но очень он них уставала, ну просто очень. До такой степени, что уже и удовольствия от их присутствия не получала, и всей душой желала, чтобы Дима за ними приехал и забрал к матери. Ей и самой было за себя стыдно. Но что делать. Надя, наверное, была плохой бабушкой. Дети представлялись ей шумными, невоспитанными, неразвитыми, слишком «американскими», безвозвратно испорченными ненавистной Мелиссой. Ей следовало всё сделать, чтобы детей исправить, но у неё не получалось, и Надя злилась и на себя, и на Диму, и на всех остальных.
Надя всегда делала всё от себя зависящее, чтобы наладить свою жизнь. Рано разведясь, она искала спутника, мужчину, который снял бы с неё ответственность за добывание денег и принятие решений, он должен был бы её поддерживать, любить, лелеять, принять её сына. А она бы была как за каменной стеной. Каждый раз, когда ей казалось, что она такого нашла, всё рушилось, Надя опять оказывалась ни с чем, ей просто не везло.
А потом был стабильный период ожидания перемен: работала тренером, подрабатывала массажисткой, денег было негусто, но Надя всегда уезжала из Ленинграда в отпуск в надежде на перемены, пресловутым «лежачим камнем» она не была. На этот раз был пансионат в Дагомысе. Дима остался с мамой. Там около лифта она встретила «дедушку-финика». Этот немолодой финн сразу проявил к ней интерес, пригласил через переводчика в ресторан. «Ой, ну дед даёт», — подумала Надя, и надев своё короткое эффектное платье, пошла на ужин. Финик оказался щедрым, Надя запомнила икру и шампанское в серебряном ведёрке со льдом. Потом им розы в номер принесли, а главное, финик не приставал, не тащил в постель. Было в дедке достоинство, европейский стиль, вот как Надя тогда ночью о нём вспоминала. Она думала, что одним ужином всё и кончится, но нет, дедуля Эрхо пригласил её в Финляндию. Надя поехала в полной уверенности, что теперь она станет его женой и… прочее «сказочное», но уже в аэропорту Эрхо её охладил. Повёз в гостиницу, и в маленьком гостиничном номере всё ей объяснил. Он женат, жену не любит, но разводиться не будет, так как финансово ему этого не потянуть. У него небольшая компания, которая досталась от тестя, если он разведется, то всё потеряет, а поскольку он не молод, то сначала ему уже не начать, так что… Остальное Надя слушала уже невнимательно. Эрхо говорил, что он её любит, это была любовь с первого взгляда, в которую он не верил, а она оказывается бывает. Он счастлив, что она приехала, и он готов сделать для неё всё, что она пожелает. Пусть только скажет… Всё что в его силах… Надя снова насторожилась. Может она что-то не поняла? Дедушка стал объясняться на примитивном английском, который Надя понимала. Они выпили бутылку шампанского, потом вторую, потом пошли к ней в номер, и там Надя решила закрепить его обещания чем-то весомым. «Надо ему дать, иначе как-то несерьёзно. От меня не убудет, а это может быть важно». Надя решительно села к деду на колени. Эрхо неожиданно, несмотря на возраст, оказался сносным любовником. Он был нежен и невероятно предупредителен: «Всё, Надья, только для тебя, мне ничего не нужно. Я хочу, чтобы тебе было хорошо». К такому Надя не очень-то привыкла.
Он ушёл, а Надя лежала без сна и ей пришло в голову, что даже и хорошо, что она не будет его женой. Ну зачем ей сейчас этот Эрхо с его обвисшим мягким животом и бородавками на спине? У неё всё впереди, рано сдаваться. «Что ты хочешь? Выбирай. Я тебе куплю…» Надя эту фразу запомнила, и сейчас, лежа без сна, принялась «выбирать». Она перебирала в уме разные вещи: домик в деревне? Не пойдет, слишком дорого. Не стоит с этим даже соваться. Машину? Новую — не получится, а вот подержанную — может быть. Шмотки? Ну, это-то конечно. Надо начать с шубы. Может кольцо с бриллиантом? Нет, такое не просят, вот если бы он сам подарил… Кольца он ей не подарил, а вот машину, трёхлетние Жигули, купил без звука и ещё шубу из отличной чернобурки. Они сходили в магазин и оттуда Надя вышла с покупками. Эрхо нёс за ней в машину мешки с несколькими парами обуви и ворохом красивой, добротной одежды. Сколько он оставил в этом магазине? Около тысячи? Ничего, Надя считала себя «дорогой» женщиной. Кто-то мог её «потянуть», а кто-то — нет. В Ленинграде Надя довольно выгодно продала Жигули, к машине им дали ещё набор новой резины. Большие деньги взяла: около пяти тысяч долларов. Мама ни о чём не спрашивала, только как-то укоризненно на Надю смотрела. Впрочем, Надя и не думала маме о всех своих деньгах говорить. Тысячу дала на хозяйство, а остальное… деньги могут понадобиться для чего-нибудь действительно серьёзного. Эрхо она из головы пока не выкидывала. Они вместе съездили ещё раз в Сочи, она брала с собой Диму. Эрхо очень хорошо к мальчику относился. Хоть Надя и решила, что выходить за Эрхо замуж — не вариант, но в глубине души знала, что если бы он её позвал, то несомненно пошла бы. Она была к нему совершенно равнодушна, но удобная обеспеченная жизнь её привлекала. Замуж он её не звал, «ловить» тут было нечего, но позвал в отпуск в Швецию, где опять покупал ей вещи, более дорогие и красивые, чем в Финляндии. Кое-что она потом продала за большие деньги и устроилась работать в модный СПА-салон, которые тогда только начали открываться.