* * *
Свершилось:
Сил полна земля,
Взломала лед,
В преддверье новых песен.
И я, их чуткий провозвестник,
Весь ожидание, дыханье затая.
* * *
Ночь целительным покровом
Обволакивает раны;
Ночью реют, словно совы,
Огоньки самообмана;
Ночью тягостны приметы,
Ночью нас пугают тени, —
Но зато есть пробужденья,
Ожидание рассвета!
Благодатна тихая ночь,
Сколько в ней доброты и покоя!
Свет далёких миров гонит прочь
Мелочное и злое.
Если очень чутко слушать
Да смотреть во все глаза,
Ночью вам раскроют душу
Тёмный лес и небеса.
В этой близости с природой,
Чудом жизни без конца,
Наполняются свободой
Утомлённые сердца.
Тем, кто днём богат немногим
И не так уж именит,
Ночь откроет все дороги,
Щедро их позолотит;
И быть может, утром ранним
Над светлеющей луной
Вдруг возвысится Страданье! —
Вспыхнув яркою звездой.
Благодатна тихая ночь,
Сколько в ней доброты и покоя.
И, наконец, еще одно стихотворение, которое хотя и не музыка Мендельсона, но, может быть, его завещание.
Друзья,
Благословляю вас на подвиг
Во имя Счастья.
Будьте смелы!
Не каждому дано найти,
Еще трудней сберечь,
Всего труднее — после...
Не бойтесь испытаний, жертв;
Помните: подлинное счастье запятнать нельзя,
Оно само отторгнет эгоизм!
Ибо ведут к нему ступени очищенья:
ЛЮБОВЬ,
СТРАДАНЬЕ,
РАДОСТЬ
и СВОБОДА.
Тебе понравилось, Феликс? Я старался.
ФРИДЕРИК ШОПЕН
ВСЕ ДУША — И НИ ДУШИ
«Он родом из страны Моцарта, Рафаэля и Гете, его истинная родина — волшебное царство поэзии.»
/Генрих Гейне/
Эти пять слов заглавия были употреблены Игорем Северяниным совсем по другому поводу, однако же они, с некоторыми оговорками конечно, как нельзя лучше характеризуют самую суть Шопена. «Все душа» — это он, без каких бы то ни было оговорок, а «ни души» — это вокруг, во всяком случае вторую половину его короткой жизни (Шопен родился по разным данным то ли 22 февраля, то ли 1 марта 1810 года в местечке Желязова Воля под Варшавой, а умер 17 октября 1848 года в Париже), когда Шопен оказался вдали от семьи, от друзей и от родины. Вообще-то, «ни души» — за редким исключением участь каждого гения, но для больного с детства Шопена она была, видимо, особенно мучительна.