Все мои вещи должны быть постираны, поглажены, заштопаны и висеть в шкафу аккуратно на вешалках или лежать стопками на полках. В ящиках порядок. Все предметы обихода тщательно рассортированы: тетради лежат с тетрадями, расчески с расческами, кремы с косметикой, гвозди с инструментами. Ни в коем случае не может находиться молоток с носками или расческа на кухне. Для каждой вещи есть свое место. Мое тело всегда чистое, волосы причесаны, ногти подстрижены. Тело получает ежедневную нагрузку, порцию свежего воздуха, здоровое питание и полноценный отдых ночью.
Хаос — беспорядок — неспособность к структурированию материи — отсутствие разума. Разум не может быть ни разрушительным, ни бездеятельным лентяем, он — строитель.
Отклик первого читателя, моей мамы
Я часто рассказывала дочери о своем детстве, о двух своих тетках, жизнь которых непроизвольно всплывала в моих воспоминаниях и давила на подсознание. Я хотела быть «тетей Дуней», а была «тетей Зоей». Почему так происходило, от меня ускользало, пока этой проблемой не заинтересовалась моя дочь. Наши долгие разговоры оформились у нее впоследствии в эту книгу и помогли мне вынести себе беспощадный вердикт: я — неумелая, эгоистичная и ленивая.
В детстве нас с сестрой отправляли на лето в деревню к двум теткам, родным сестрам нашего отца. Официально нас привозили Дуне, но иногда мы ночевали и у Зои. Жили они отдельно, обе — в маленьких однокомнатных избах с русскими печками.
Тетя Зоя была образованным учителем русского языка и литературы и завучем школы. Тетя Дуня не получила образования.
Тетя Зоя мне запомнилась только лежащей на кровати и читающей, тетя Дуня — легко хлопочущей по дому в чистом фартучке, молчаливая, но улыбчивая. Она кормила и обшивала две семьи, в том числе и саму Зою. Проголодавшись, Зоя вставала и безо всяких угрызений совести шла есть к сестре.
У тети Зои окна были занавешены какими-то темными, плохо прикрепленными тряпками. Я запомнила это из- за «камеры Обскура». По утрам в окна через узкую щель пробивалось солнце. Когда мы спали у Зои, на полу, то на противоположной стене появлялось «кино»: цветное перевернутое изображение проходящих по улице людей. У тети Дуни на окнах были белые занавесочки и цветы в горшках. Их я запомнила, потому что любимым занятием у меня была игра на белом подоконнике: я расселяла на ветках цветов пластилиновые фигурки зверей.
У тети Зои были темные пустые сени, я их боялась. У тети Дуни в сенях всегда стояла бочка с квасом, а огромный ларь с мукой был полон круглых хлебов, испеченных на неделю. Мы лазили в этот ларь без спросу за каральками (большими сладкими бубликами). У тети Дуни я спала на теплой печи, у тети Зои печь никогда не протапливалась, спать там было нельзя. Не помню в ее доме ничего, кроме кровати. Наверное, мы там ни разу не ели, если не запомнился даже стол. У тети Дуни был хозяйственный столик у печки, крохотный «туалетный» столик под фотографиями в рамке в простенке между окнами и обеденный стол, где все после ужина играли в лото.
Тетя Дуня учила своим примером жить вкусно и чисто. Дощатый некрашеный пол каждую субботу старшие дети старательно «шоркали голиком», а вечером вся семья мылась в баньке. Тетя Зоя учила получать наслаждение от жизни, не вставая с кровати. «Девочки, вы не лежите просто так. Видите, трещины на потолке. Не смотрите на них бездумно, ищите рисунки в этих трещинках. Вон там — лицо, там — дерево…» И мы научились видеть несуществующие лица и не научились видеть убогость реального потолка.
Тетя Дуня всю жизнь стыдилась своей необразованности, хотя читать она умела и с благоговением брала в руки перед сном очередной выпуск «Роман-газеты», прочитать пару страниц. Тетя Зоя ходила по деревне с гордо поднятой головой. Зоя была парторгом школы. Но мы все любили тетю Дуню. К ней на лето привозили не только нас с сестрой, но и всех родных внуков Зои. Зоино неумение жить реальной жизнью в семье не обсуждалось и не критиковалось. Зоя была «святой».
У Зои было трое детей, мужья от нее уходили. Дуня, лишившись трагически мужа и сына, вышла замуж за вдовца с двумя дочками. Они уже окончили школу и появлялись в моей детской жизни эпизодически. Но и их жизнь заставляет задуматься. Дунины падчерицы выросли умелыми хозяйками, а дети Зои и мы с сестрой успели усвоить от Зои, что книга в руках — это весомое оправдание неприготовленного обеда, пятен на одежде, неубранной квартиры, провисших дверок в шкафах, неряшливых гвоздей на стенах вместо полочек и многих других признаков неуютного жития. И никто из нас, как и сама Зоя, не догадывался, как плохо жить детям около неумелых родителей.