Потом я задал деду вопрос и совершенно перевернулся от его ответа.
— Дед, — вдруг спросил я. — А как, между прочим, папаня нашел нашу Люлю? Они не рассказывали, а я и не спрашивал.
— Более или менее просто, — сказал дед. — Папаня твой в нее по телевизору влюбился, на экране увидел. Она тогда еще в театральном училась, и была передача об их курсе. Ну, он и потерял голову.
— А дальше? — спросил я.
— Послал письмо ей в институт, добился свидания, цветы ей носил, кажется, даже уговаривал. Вот и все пироги. А что?
Я сказал, что нет, ничего, просто интересно, а так — ничего особенного, а сам даже покраснел: получалось нечто похожее — папаня увидел Люлю по телевизору, я Свету — в кино.
— А где ты познакомился с Айседорой? — неизвестно зачем ляпнул я. Мне показалось, что теперь уже покраснел дед.
— А она-то тут при чем?!
— Ну… ну, вы же друзья с ней.
— На льду познакомились. Я ее, между прочим, вроде как спас. — Дед захохотал.
— Да ну?! Каким это образом?!
— Она в подмоину плюхнулась. Около камней по весне лед бывает очень хрупкий, вот она и плюхнулась. Правда, там вряд ли глубоко было.
— Но все же, — сказал я. — Спас бабульку. Это же подвиг, дед!
— Подвиг не подвиг, а веди-ка ты Памира гулять. Пора, — сказал дед.
В Юсуповом саду, куда мы направились с Памиром, гуляли наши: Ритуля Басс, Алик Зуев, Вадик Абашидзе, Боба Рюмин, Таняпка.
Все они поднавалились на Памира и потащили его кататься с горки. Мы и сами покатались — перевалялись все в снегу. Памир был счастлив, надо было только внимательно следить, чтобы он не утащил у малышни их варежки: это было его любимым занятием.
— Братцы, — сказал я, — вполне честно было бы прихватить вам с собой Иру Румянцеву, нашу новенькую.
— А что такое? — сказала Таняпка. — Что такое с девочкой?
— Да брось ты, Таняпка, — сказал я ей. — Она новенькая — и этим все сказано. Ей же трудновато одной.
— Разве она еще не освоилась? — спросил Алик.
— Вот именно, — сказала Ритуля Басс. — По-моему, она вполне освоилась.
Боба Рюмин сказал:
— Хотя бы частично она освоилась наверняка.
Вадик Абашидзе сказал, что процесс освоения в общем-то сложный и так далее и тому подобное — короче говоря, они все трепались и это было не очень-то честно.
Боба вдруг спрашивает меня:
— Слушай, Волк, а это правда? А?..
— Что именно?
— Или врут? — говорит Ритуля.
— Я думаю, врут, — сказал Вадик.
— Да что врут-то?! — заорал я.
Боба говорит:
— Да про нашу школьную грандиозную театральную постановку. Ты-то знаешь, ты же у нас артист. И писатель.
— Можно яснее? — спросил я.
— Говорят, будто на главную роль пригласили кинозвезду Юлю Барашкину. Правда это? Есть такой слух.
Я ничего не мог с собой поделать — я покраснел.
— Ой, Волк! А ты покраснел! — заорала Таняпка.
И Ритуля затараторила:
— Ой, покраснел, покраснел, покраснел!
— Ты в нее влюбился, да. Волк? — сказал Алька.
Ритуля говорит:
— Факт, влюбился.
— Да ничего я не влюбился! — зашипел я. — И про постановку ничего не знаю.
— А нам говорили, что ей письмо послали. Ты что, этого не знаешь?
— Наш Волк влюбился, — сказала Таняпка. — Правда здорово, ребята?
Ритуля обняла меня за шею и сказала:
— Волк, ну признайся, что влюбился. Это ведь замечательно! Это ведь такое возвышенное чувство!
— Да мне, может, новенькая нравится, Ириша Румянцева! — ни с того ни с сего ляпнул я. — Ну чего вы привязались?
— Значит, Ириша, да? — сказала Таняпка. — Новенькая, да? Ах, ты наш Волк, — в Иришу влюбился.
— Правда, Волк? — сказала Ритуля. — Ты скажи, ты нас не стесняйся.
В общем, они меня затюкали, повалили в снег, а я все еще был красный и хохотал как-то ненатурально, без всякой охоты. Ладно уж, пусть думают про Иришу.
Солнце уже припекало, я был весь мокрый, снег был мокрый и Памир был мокрый. Пахнет, подумал я, весенними каникулами. Может быть, думал я, лед вовсе сойдет или будет очень хрупким, когда дед поедет в санаторий, и ему не придется переживать, что он не сможет рыбачить со льда. А если лед сойдет и там, возле санатория, будет какая-нибудь речка, так ему, может, и не запретят ловить.
Мы отряхнули наших девочек — Таняпку и Ритулю — и отправились просто побродить по городу. Памир то вел себя кое-как: прыгал, играл с собственным поводком и пытался ухватить чью-нибудь варежку, то шел чинно возле моей левой ноги, будто он взрослая и вполне воспитанная собака. На Исаакиевской, возле «Астории», мы решили посидеть на солнышке в треугольном садике. Когда мы вошли гурьбой в садик, Таняпка вдруг вышла чуть вперед и раскинула в стороны руки, как бы нас притормаживая, не пуская.