— Да. Здравствуйте, — сказал я.
— Мой птенец говорил, что ты будешь звонить. Она сказала, знаешь что?
— Не. Не знаю, — сказал я.
— Что если можешь, подъезжай ровно в пять к Ленфильму, а если не сможешь, звони в шесть. Выбирай сам, понял?
— Понял.
— Как дед?
— Он через две недели в санаторий едет. Месяца на полтора.
— Он говорил, когда мы на рыбалке были. Ему — привет. Скажи, что я позвоню.
— Передам.
— Ну, привет.
— До свидания.
— Как каникулы-то проводишь?
— Да кое-как.
— А на рыбалке чего не был? Когда мы с дедом плотву драли.
— Так вы же в будний день ездили, а мы еще учились.
— Точно. Верно. Ну, привет.
— До свидания.
— Отгадай загадку: «Не птица, не синица, а перья есть, и хвостик есть. На кого похоже?»
— Не знаю.
— Дурашка ты. О-кунь. Пока.
— До свидания.
И она повесила трубку. Не знаю отчего — я вдруг маленько развеселился. Конечно, нужно ехать к Ленфильму, думал я, тогда я наверняка ее увижу, а если звонить — то да се, мало ли что…
На улице я нос к носу столкнулся с Иришей Румянцевой — нашей новенькой, моей соседкой. Я обрадовался, хотя и собирался побродить один, но вскоре почувствовал что-то неладное.
— По делам? — спросила Ириша. — Или просто так?
— Просто так, — сказал я.
— Ой, замечательно!
— Правда, потом у меня дела. Свидание одно.
— Деловое свидание? Деловое? — спросила она.
Что-то я уже почувствовал, что ли, потому что сказал:
— Да, сугубо деловое.
— Слушай, а это правда, что здесь рядом есть место такое — Новая Голландия?
— Правда. Есть.
— А почему «Голландия»? Похоже?
— Да вроде бы, — сказал я. — Ну, так называется. Я ведь в Голландии не был. Наверное, потому, что там кругом вода.
— Кругом чего?
— Ну, там суша, часть города, но вокруг вода, каналы, остров небольшой получается.
— Если у тебя деловое свидание потом, может, сходим туда сейчас, а?
Что-то странное повисло в воздухе, я не понимал еще толком, что именно, но уже как бы нехотя я сказал: «Сходим».
По каналу Грибоедова, через Театральную площадь мы быстро дошли до Мойки, до Новой Голландии.
Что-то во мне застопорило, я молчал и поэтому заметил, что и Ириша тоже молчит.
Я сказал ей наконец, что это вот и есть то самое место, можно обойти его вокруг, и мы пошли вдоль Мойки.
— Какой все-таки удивительный город, — сказала Ириша. — Вы, ленинградцы, наверное, этого не замечаете, привыкли. Да?
— Отчего же, — сказал я. — Иногда все-таки замечаешь, это вопрос настроения.
— А какое у тебя сейчас настроение? — спросила Ириша и зачем-то остановилась.
— Нормальное, — сказал я. — Фифти-фифти.
— И ты ничего не чувствуешь?
— Чего «ничего»?
— В душе… ничего не чувствуешь?
— Знаешь, Ириша, — сказал я, — я нич-чего не понимаю. Ты мне голову дуришь, да?
— Вовсе нет, — сказала она. — Наверное, мне просто наврали.
— Что наврали? Что?!
— Нет, вот ты мне скажи, ты как считаешь, если девочка в тебя влюблена, а ты в нее — нет, тебе тогда как?
— Ну что значит «как»?
— Ну, тебе это приятно, или даже наоборот?
— Не знаю, — сказал я. — Наверное, наоборот.
— Неуютно, да?
— Ну, вроде этого.
— А вот если в девочку влюблены, а она нет, ей как?
— Вот уж чего не знаю, — сказал я. — Откуда я знаю, раз я не девочка?!
— Девочке это, по-моему, всегда приятно, — сказала Ириша улыбаясь и вдруг зажмурилась. — Оч-чень!
— Ох, Румянцева, — сказал я. — Ты, честно говоря, дурака со мной валяешь, да?
— И нет, — сказала она. — Вовсе. Просто в последний день перед каникулами я получила на уроке записку — инкогнито.
— Ты говоришь так, будто я и про записку знаю и про ее содержание тоже знаю.
— Представляешь, получаю я записку. И там вот что сказано… — Ириша достала эту записку, развернула и прочла: — «Румянцева! Знай, что Волков в тебя влюблен. Твой доброжелатель».
Я почти крикнул:
— Кто написал эту ерунду?!
— Я не знаю, кто это написал, — сказала Ириша, продолжая улыбаться. — Я же новенькая. Если хочешь — посмотри.
Машинально взял и прочел записку.
— Таняпка, — сказал я уверенно. — Это Таняпка Беленькая, я к ней прикреплен по успеваемости, ее-то почерк я знаю.
— Она выдумала, да? — спросила Ириша. — Ой, что я спрашиваю, ну, конечно, она все выдумала. А очень жаль. Очень.
— Ну почему же? — спросил я глупо.
— Это было бы приятно. Вдруг оказывается, ты в меня влюблен. Очень даже приятно.