— Верно. Но это просто.
— Ну разумеется. Но все же, вместо того чтобы мечтать стать писателем, лучше сесть и написать рассказ.
— И что же — ба-бах! — и ты уже писатель?!
— Ну конечно нет! Для себя ты, может быть, и писатель, а для людей — нет. Некоторые ведь считают себя инженерами, а не правы: профессия есть, а сути инженерской нет. Понял?
— Это-то ясно, но все равно как бы получается, что писателем стать очень просто.
— Да нет же! Очень трудно. Это я просто коряво объяснил. Станешь ты им или нет — никогда заранее не известно. Вот, например, мечтаешь ты стать судомехаником. Пожалуйста. Мечтай, но учись, долго учись, а жизнь покажет, стал ты им, ну, толковым, или нет.
— Ну да! А писателем быть — учиться не надо?!
— Тьфу ты! Просто мечтать не надо. Надо им стать. Стать и учиться им быть. И мечтать, чтобы быть хорошим писателем. И учиться этому каждый день, каждый час, каждую минуту.
— Да ну, — сказал я. — Совсем вы меня запутали, дядя Игорь.
Оба мы рассмеялись, а он сказал: «Видишь, — говорит, — а имя мое запомнил, приятно. А я, — говорит, — Алеша (и этим он вдруг поломал весь наш разговор), ищу, вернее, пытаюсь встретить одного человека, я его восемь лет не видел — интересно, узнаю я его или нет? И каким он стал?»
— Да, это бывает, — сказал я ерунду, лишь бы что-нибудь сказать.
— Главное, я просто могу зайти к этому человеку, адрес его я знаю, — сказал он. — Но мне хочется его именно встретить. А вдруг я его видел, и не раз, но не узнал, а?!
Этим он меня вовсе сбил с толку; позже я догадался, что это и был тот случай, когда человек хочет чем-то поделиться, но не до конца, стесняется.
Да, пожалуй, и вообще я кое-что здесь поднапутал. Да, точно. Об этом человеке, которого он ищет, он сказал мне уже во вторую нашу случайную встречу в Юсуповом саду. А свой телефон он дал мне уже зимой, в третью встречу.
А летом, когда он задачку решил и мы говорили про то, что я никем не мечтаю стать, он прервал нашу болтовню неожиданно, встал вдруг резко, похлопал меня по плечу и, бросив: «Пока», быстро пошел к выходу из сада.
Шагов через пять он обернулся и сказал:
— Да-а, а рассказ напиши. Чем черт не шутит.
Шагов через пятнадцать он снова остановился и почти прокричал:
— Сразу никому не показывай рассказ. Пусть лежит где-нибудь. Валяется. И забудь о нем на время. Забудь, что ты писатель. Просто живи на свете. Писатель — это посерьезнее, чем просто профессия.
И быстро ушел.
5
— Ловят зимой, — начал дед, — и на жерлицы (щука), и на донки (налим), но эта ловля не для меня, скучновато: заряжаешь снасть, уходишь, ждешь, проверяешь… Вздор!
Итак, ловят (и я ловлю) на блесну — это раз. Длинное зимнее удилище, короче короткого спиннинга, катушка, жилка, ну, леска и блесна. Зимняя. Подымаешь блесну резко, как можно выше, вверх, после она свободно планирует в воде ко дну. Кто надо — ее хватает.
Второй способ. Короткая удочка, катушка, на конце лески — грузик, выше два-три крючка на поводочках, с насадкой (тесто, мотыль, червячок, опарыш). Груз на дно, поплавок чуть погружаешь под воду, чтобы не вмерзал в ледок на морозе. Поплавочек — тюк-тюк-тюк — задергался, или вбок пошел, или вниз — поклевка, подсекай!
Третий способ. Та же удочка-малышка, на конце лески — мормышечка, часто две, вторая поменьше и несколько выше первой. Поплавка нет, есть кивок на конце удочки. Подымаешь медленно мормышку с насадкой ото дна вверх, кивок кивнул — поклевка, подсекай! Понял?
— В общих чертах, — сказал я.
— Иначе и быть не может. Толком поймешь на практике. Давай наладим тебе пару удочек.
Кое-как с его помощью я оснастил для себя удочку с поплавком и удочку с кивком и парой мормышек.
После этого дед сказал:
— Где валидол? Давай две баночки.
Я принес. Он отвинтил обе крышки, высыпал на ладонь все таблетки и вышвырнул их в форточку.
— Зачем, дед? — я удивился.
— Птицам, — сказал дед. — На сердце — тьфу-тьфу — не жалуюсь.
Дальше мы занялись непонятной ерундой. Дед взял себе и дал мне иголку и молоток, и мы искололи наши баночки мелкими дырками, очень маленькими, со всех сторон, и дно и крышечку тоже.
— Теперь смотри, — сказал дед, взял неоснащенную удочку и вдел жилку сначала в дно, насквозь длинной части баночки, потом пропустил жилку через середину крышечки и завинтил ее.
— Понял? Баночка скользит по жилке туда-сюда. Понял, для чего?
— Ни фига не понял.
— Береги русский язык! — прикрикнул он. — Баночка — это скользящий груз. Потом, на льду, мы насыплем для тяжести туда дроби и напихаем вареной кашки, гороху, валерианочки капнем, маслица подсолнечного. Понял?