— Отлично! — сказал я бодро. — Это же отлично, Гошаня. Понял?
— Понял, — сказал он, скрывая улыбку.
Странно все-таки: когда я видел свой сон, я уже все знал про Гошаню и дядю Игоря, но во сне получалось так, будто я еще ничего не знаю, про встречу знал, а результат — нет, а это ведь было не так. Странно.
Вдруг я ляпнул явное не то. Полез, видите ли, человеку в душу. Очень уж мне хотелось, чтобы все было хорошо, услышать Гошанино «да». Вот я и ляпнул.
— Вы теперь вместе жить будете, да?
Он опять постарался скрыть улыбку, но уже грустную.
— Этого я не знаю, — сказал он. — Вообще — это их дело. Я же уже не шкет недоразвитый, чтобы из-за меня жить вместе, если не хочется. Для меня главное сейчас не в этом. Главное — он объявился, и он — такой-то вот именно человек, а не какой-нибудь другой. Смешно сказать, я совсем клоп был, когда видел его в последний раз, даже позабыл, как он выглядит. Теперь будем, по крайней мере, видеться.
— Надо же. — И я снова повторил то, что Гошаня уже успел узнать от меня. — Надо же: познакомиться в саду с человеком, даже кое-что узнать о его жизни, даже, можно сказать, подружиться с ним — он ведь, между прочим, и подсказал мне писать рассказы, и обсуждал их со мной, — и не знать при этом, что он твой папаня! Ничего себе.
— Жизнь, — взрослым каким-то голосом произнес Гошаня. — Это жизнь, или, как говорят французы, такова жизнь, старина. Он сказал, что запросто узнал бы меня, если бы встретил. Смешно, он говорит, что много раз бродил в нашем районе, но ни разу меня не встретил. Такова жизнь, старина.
— Один-то раз он тебя видел, — сказал я. — Мы тогда с тобой вместе были, с Памиром еще, помнишь?
— Ну да. Но это было мельком. На расстоянии.
…Вечером я позвонил Светлане. Опять у меня колотилось сердце, ну как бешеное, честное слово. Она подошла сама.
— Здравствуй… Света, — сказал я после паузы. Дыхание у меня сбилось.
— Это кто? — спросила она.
— Это Алеша, — сказал я.
— Здра-авствуй, — сказала она.
— Ну, как ты съездила? — секунду помолчав, спросил я.
— Хорошо, — сказала она.
— Очень? — зачем-то спросил я.
— Средне.
Она опять молчала. И я.
— Что же ты молчишь? — глупо спросил я.
— Почему я молчу?.. Ты спроси, тогда я отвечу. Ты хотел что-нибудь спросить?
Я куда-то падал, падал, мне было плохо от ее вроде бы холодного голоса.
Через силу я произнес:
— Ты… получила мое письмо?
— Да, получила.
— Ты… — Я запнулся. — Я… я хотел спросить, ты мне ответишь про то, про что я спрашивал?
— Да. Да, наверное.
— Ты мне напишешь?
— Н-нет.
— А как же? Просто по телефону?
— Не знаю. Может быть, по телефону.
— Может быть?! А если не по телефону и не в письме, как я узнаю твой ответ?
— Тебе… — Она замолчала. — Тебе очень важен мой ответ или…
— Или? — спросил я. — Или что?
— Ну, или не очень?
— Очень, очень важен! — Тихо, но я почти выкрикнул.
— Может быть, тогда лучше встретиться? — спросила она.
— Да! Да! — быстро сказал я. — Лучше встретиться. Давай встретимся.
Неожиданно она согласилась увидеться в этот же день, вечером, мы договорились конкретно, было тепло, и мы встретились у метро «Горьковская», чтобы через парк пройти к Неве и погулять по набережной. Я почему-то не глядел на Свету, она была красивая, очень, я это видел, но старался не смотреть на нее, мне было страшно, я сам не знаю, чего именно, но страшно. Мы долго молчали, пока медленно шли по парку. Иногда я мельком глядел на нее и тут же отворачивался. Она шла как-то рассеянно, иногда трогая ладошкой куст или ствол дерева, и ни разу не посмотрела в мою сторону — я это чувствовал. Потом, от полной неловкости, я зачем-то затеял необязательный разговор о киносъемках, она отвечала мне как-то вяло, потом вдруг, когда мы уже перешли мост Строителей, разговорилась, стала рассказывать, и я поймал себя на том, что почти не слушаю ее. Идя потом по полукругу стрелки Васильевского острова мы, совершенно не сговариваясь, вдруг разом сели на скамейку. Светлана замолчала, и я почувствовал, что сейчас-то и произойдет наш разговор, хотя вовсе не представлял себе, кто же его начнет.
Неожиданно я услышал свой собственный голос:
— Ты прочла письмо, да? Ты его поняла? Скажи, ты поняла его? Там все понятно? Все ясно? Слушай, его легко было читать? Или тяжело? Ты скажи… Мне очень-очень важно, чтобы ты поняла… и ответила… — Что за черт, меня будто прорвало!