Глава третья
ЯЙЛА
До Перевального добрались уже почти в полной темноте. Короткий ноябрьский день кончился, над близкими горами стало совсем черно, низкие тучи ползли от недалекого моря к Симферополю; было зябко и сыро. Дождь, правда, перестал, и можно было скинуть капюшоны. Автостанция была пуста и безлюдна. Пришлось долго идти по узкой сельской улице, прежде чем от позднего прохожего удалось узнать адрес директора школы. Это оказалось совсем рядом с самой школой, новой, двухэтажной, очевидно построенной совсем недавно. На стук отворила молодая симпатичная женщина, из-за спины которой выглядывала любопытствующая физиономия пацаненка лет семи. Ерофеев солидно представился, и через минуту "археологи" уже знакомились с хозяином. Павел Иванович Семин оказался крепким черноволосым мужчиной лет тридцати, улыбчивым и гостеприимным. Вскоре гости были усажены за стол: Семин отказался говорить о делах, пока "археологи" из Столицы не поужинают. Ахилло с интересом осматривался. Скромное, небогато обставленное жилище краеведа выглядело необычно. Конечно, на стене присутствовал обязательный портрет товарища Сталина и несколько грамот в деревянных рамочках, зато повсюду - в углах, на серванте и даже на полу - лежали диковинного вида обломки, древние, грубо отесанные камни, черепки и просто кости. Возле окна стояла большая амфора с отбитым горлом, а рядом красовалась нижняя часть ноги какого-то неведомого зверя, сложенная из скрепленных проволокой костей. Было видно, что Семин не в шутку увлекается древностями. За ужином Михаил предпочел помалкивать. Гонжабов - тот вообще не проронил ни звука, зато Ерофеев говорил без умолку. Ахилло с интересом отметил, что майор старается избегать привычных "крутых" словечек, изъясняясь вежливо и даже вполне культурно. Майор передал хозяину приветы от знакомых директору столичных знаменитостей, сыпал новостями из жизни таинственной науки археологии и даже поведал о своей недавней поездке в Среднюю Азию на научный симпозиум. Было заметно, что майор подготовился к разговору весьма тщательно. После ужина перешли к делу. Ерофеев вручил хозяину дома письмо от профессора Бонч-Осмоловского, с которым Семин был знаком по совместным крымским экспедициям. Тот явно обрадовался и быстро прочел послание. - Но ведь это здорово, товарищи! - воскликнул он, аккуратно складывая письмо профессора. - Нижний палеолит в Крыму! Неужели правда? Чердаш... Там в самом деле есть пещеры, их, правда, уже обследовали, но почему бы и нет... Я бы и сам с вами пошел... Нет, не могу! Завтра собрание в честь двадцатилетия Октября, мне выступать... - Успеете, товарищ Семин! - улыбнулся Ерофеев. - Мы - только разведка. Летом приедет экспедиция, для вас место всегда найдется. - Сам Бонч-Осмоловский собирается? - вскинулся директор. - Собирается, - солидно подтвердил майор. - Дело серьезное. Вот товарищ Гонжабов специально из Ташкента приехал. Он там с профессором Окладниковым работал... - Правда? - Семин повернулся к невозмутимому бхоту. Тот чуть улыбнулся одними губами - и кивнул. - Средняя Азия!.. - горячо проговорил Семин. - Вот где Эльдорадо! Тешик-Таш - это же открытие века! Самый северный неандерталец в Азии! Но и у нас, я верю, есть еще много неизвестного! Знаете, Крым обычно недооценивают. Ну, генуэзцы, греки - это понятно. Но ведь это древнейшая земля! Тут еще столько неоткрытого! В прошлом году товарищ Бонч-Осмоловский как раз в том районе, что вас интересует, нашел любопытный слой. Это даже не медный век, это настоящий неолит - но там уже была каменная кладка! Даже поверить трудно! Эх, денег бы побольше... - Насколько я знаю, правительство собирается выделить большую сумму на расширение раскопок, - авторитетно заявил Ерофеев. - Так что не уйдет ваш неолит, товарищ Семин. Ну, давайте взглянем на маршрут... Стол освободили, майор развернул большую крупномасштабную карту. Семин долго рассматривал ее, потом странно улыбнулся: - Прекрасная у вас карта, товарищи! Ну хорошо, смотрите... - Он взял карандаш. - В общем, маршрут несложный. Правда, сейчас ноябрь, прошли дожди, скользко... Но если не спешить, то, думаю, трудностей не будет... Вам лучше подъехать к Ангарскому перевалу там, где Чатыр-Даг, видите? А затем есть два пути. Можно в обход, а можно через Демерджи... - Покажите, - прервал его майор, став очень серьезным. Карандаш забегал по карте. Ахилло кивал: В этих местах ему уже приходилось бывать, на Демерджи он заходил даже дважды, правда, летом и совсем с иными целями... - Можно прямо через Демерджи, там есть дорога... Ну а дальше тоже по дороге, до урочища Тырки, затем поворот к реке Малая Бурульча. Потом, не доходя Ай-Алексия, снова поворот. Там Караби-Яйла, вам надо пройти ее западным краем. А вот и Чердаш... Гора на карте казалась маленькой, но отметка говорила, что ее вершина поднимается на высоту более километра. - По дороге будут пастушьи стоянки, можно ночевать, так что палатка вам понадобится один раз - не больше. А карта окрестностей самой горы у вас есть? - Увы, - покачал головой Ерофеев. - Поможете? - Конечно, - улыбнулся Семин. - Вот, смотрите... На столе появился лист бумаги, и карандаш краеведа быстро набросал простую, но вполне ясную схему. - Вот тропа, она там единственная, идет вдоль подножия. Пещеры могут быть только с западного склона, вот здесь. Там уже имеются две маленькие, новая - наверно, рядом с ними. Во всяком случае, оползень, я слыхал, был именно там... Майор, поблагодарив, аккуратно спрятал схему в планшет. Затем еще долго беседовали, причем разговор перешел на столичные новости. Директор оказался заядлым театралом, не пропускавшим во время нечастых поездок в Столицу ни одной новой постановки. Тут уж настал черед Михаила, который с удовольствием поведал краеведу о новостях Мельпомены. Семин грустно улыбался, качая головой и сетуя, что едва ли сможет выбраться в Столицу раньше весны. Гонжабов по-прежнему молчал, казалось совершенно не интересуясь происходящим. Ерофееву даже пришлось специально упомянуть, что уважаемый профессор из Ташкента, к сожалению, недостаточно владеет русским языком. Впрочем, все обошлось. Заночевали в одной из комнат прямо на полу: выручили спальники. Михаил заснул сразу, успев подумать, что с удовольствием принял бы участие в настоящей археологической экспедиции. Впрочем, обследование таинственной пещеры было тоже делом интересным, хотя таинственность, окружавшая их поход, по-прежнему оставалась совершенно непонятной. Или начальство перемудрило, или майор знал еще что-то, но предпочел покуда не делиться со своими спутниками... Вышли рано утром, когда на востоке только начинало белеть. Хозяин, пожелав удачи, просил написать о результатах разведки. Ерофеев обещал, крепко пожал руку Павлу Ивановичу и потрепал по непокорной шевелюре вскочившего с постели мальчишку, тоже желавшего проводить научную экспедицию. Сын директора, как оказалось, тоже мечтал принять участие в летних раскопках, что майором было ему твердо обещано... - Ну что, капитан, - усмехнулся Ерофеев, когда они оказались на пустом в этот утренний час шоссе. - Вроде нигде не прокололся? - Преклоняюсь, - кивнул Ахилло. - Я уж было подумал, что ты и в самом деле археолог-любитель. - А-а! - махнул ручищей майор. - Что археология, что иная хрень - все одно! Я как-то под ветеринара работал - вот это был цирк! Знаешь, как в анекдоте определяли, что у лошади запор? Ерофеев снова стал прежним, маска интеллигента была отброшена, причем с явным облегчением. - До Ангарского попутку поймаем, а там - прямо через Демерджи, так короче. Вроде этому Семину можно верить, как думаешь? Ахилло пожал плечами: - Думаю, на минное поле он нас не направил. А вообще - интересный человек. - Мечтатель, - скривился майор, - толку от них никакого. Правда, под видом археологов всегда можно послать совсем другую экспедицию - вроде как наша. Всего и пользы. Но ты прав - мужик толковый, азартный даже. Жалко, если ваши его загребут как шпиона японского. - Он опасен... От неожиданности Ахилло вздрогнул: это произнес Гонжабов. Майор тоже обомлел: - Так ты... Ты, значит, по-русски говоришь? Так чего молчал? Но бхот и не думал отвечать. Он даже не повернул головы, словно вопрос был обращен к кому-то другому. Ерофеев, однако, не отставал: - Нет, ты это, гражданин Гонжабов, брось! Сказал - объясни! И вообще, чего дурака валяешь? Вместе же идем - команда вроде! - Я - узник, вы - тюремщики. - Голос зэка был спокоен и бесстрастен. Говорил он с легким акцентом, чуть проглатывая "р". - Ну вот еще! - Ерофеев, похоже, обиделся. - Мы чего, обижаем тебя? Молчишь, гордый вроде... А я тебе рис специально таскал... - За рис - спасибо. Не говорил потому, что не спрашивали. Семину верить нельзя, он лгал. - То есть? - не выдержал Ахилло. - В каком смысле? Гонжабов чуть заметно пожал плечами - жест, уже замеченный Михаилом. - Он не поверил, что мы ищем древние кости. Где вы ошиблись - думайте сами. Никто ему не ответил. Майор был явно смущен. - Тьфу! - наконец резюмировал он. - Быть не может! А как ты узнал телепат, что ли? Мысли читаешь? -- Это нетрудно, - последовал спокойный ответ. Они шли по дороге плечом к плечу. Ерофеев о чем-то напряженно думал - слова таинственного зэка явно не пропали даром. Ахилло тоже был удивлен, но не столько смыслом сказанного, сколько тоном. Зэк говорил властно, решительно - как человек, привыкший повелевать и отдавать приказы. Обычно заключенные разговаривали иначе. - Вот так, Михаил, - проговорил наконец Ерофеев. - Теперь понял, почему мы такую секретность развели? Нечисто тут, ох нечисто! Говорил я - нечего дурить, взяли б мою роту, прочесали все... Ахилло не ответил: рота "лазоревых" была совершенно ни к чему. В конце концов, Семину можно было рассказать правду, взяв подписку о молчании, или просто изолировать на несколько дней, до окончания их путешествия... Через полчаса их подобрала попутка - небольшой грузовик, направлявшийся в Алушту. До Ангарского доехали быстро. Позднее утро уже вступало в свои права, небо над горами стало белым, а сквозь деревья проглядывали клочья редеющего тумана. Было очень сыро, даже теплые куртки грели плохо. Майор вытащил карту, компас и принялся осматриваться. - Туда! - указал он рукой в еле заметный проход между деревьями. - Прямо, затем направо, до речки. Хлебнуть по глотку никто не желает? Ахилло подумал и согласился, Гонжабов молча покачал головой. Наконец была выкурена неизбежная перед долгой дорогой папироса, и маленький отряд вступил в сырой горный лес. Стало еще холоднее. С мокрых деревьев капала вода, ноги скользили по раскисшей земле, вдобавок дорога вела на подъем, и с Непривычки рюкзаки показались свинцовыми. Вокруг было тихо и пустынно, даже птицы улетели из этого леса, покинув мокрые, поросшие зеленым мхом старые стволы. К счастью, сквозь серые тучи начало проглядывать солнце, и идти стало немного веселее. К полудню спустились вниз, в огромную, поросшую лесом долину. Дальше была небольшая речка, за которой начиналась узкая, в глубоких колеях грунтовая дорога, ведущая к подножию Демерджи. Михаил уже бывал в этих местах, но тогда их подвозили автобусом, да и было это жарким летом, когда не надо надевать теплую куртку и месить ногами холодную грязь. Ерофеев, похоже, не чувствовал усталости, хотя ему приходилось нести не только рюкзак, но и палатку. Гонжабов тоже шагал спокойно, не сбиваясь с темпа. Михаилу пришло в голову, что бхот родом из горного края, где подобные путешествия обычны. Сам же Ахилло не без удовольствия остановился на полуденном привале, выпив чая, вскипяченного на костре. Впереди долгий подъем, вершина Демерджи нависала темным строем ровных серых скал. Подниматься оказалось легче, чем думал вначале он, путь был пологим, приспособленным для подъема татарских арб. Шли по-прежнему молча, лишь майор время от времени отпускал немудреные шуточки, напоминавшие о его сержантском прошлом. Гонжабов не обращал на реплики Ерофеева ни малейшего внимания, а Михаил отвечал односложно - он постепенно "втягивался" в маршрут. Рюкзак уже не казался неподъемным, к тому же вокруг было красиво. Осенняя Демерджи оказалась ничем не хуже летней. Скорее, напротив, без ярких красок величие древних гор ощущалось полнее. За гребнем начиналось плоскогорье - ровное, покрытое желтой осенней травой. Лишь невысокие скалы, похожие на чудовищные ребра, выпирали из-под земли, словно останки вымерших ящеров. Туристы бывали здесь редко, и Ахилло невольно пожалел, что не взял с собой фотоаппарата. На Яйле было пусто, пастухи, гонявшие сюда на выпас овец, уже ушли, чтобы вернуться ранней весной. Демерджи пересекли уже под вечер, и майор, сверившись с картой, повел группу в сторону одной из скал. У подножия темнел небольшой глинобитный домик - убежище пастухов. Внутри было пусто, сыро и темно, зато имелись очаг и даже небольшой запас дров. Здесь решили остановиться на ночь. Пока Михаил разводил огонь и ставил котелок, Ерофеев разглядывал карту: - Завтра больше пройдем, - резюмировал он. - Будет спуск, поднажмем. Можно было и сегодня еще протопать, но там ночевать негде. Простужу еще вас платков не напасешься... Гонжабов, как обычно, не реагировал, а Михаил пожал плечами. Он не возражал против того, чтобы переночевать в палатке, но, конечно, глинобитные стены лучше защищали от холода и сырости. Между тем майор внезапно хмыкнул: - А сегодня у нас торжественное собрание. Микоян должен приехать. Награждать будут. Двадцать лет Октября - не шутка! А мы с тобой, капитан, вроде как сачканули мероприятие. - Вроде, - согласился Ахилло. - Встречаем юбилей в условиях, приближенных к боевым. - А то! - Ерофеев, похоже, не уловил иронии. - Мы с тобой делом заняты, это поважнее, чем в креслах сидеть. Хорошо, успел бате телеграмму отстучать, он в семнадцатом в Красной гвардии состоял. В Иркутске. Твердый мужик! Ахилло взглянул на Ерофеева: - У меня дядя тоже был красногвардейцем. Его убили как раз на третий день после взятия Зимнего - под Пулковом. Ему только восемнадцать было. Майор кивнул: - Знаю - по долгу службы. А батя твой? Ахилло невольно усмехнулся: отец всегда считал себя вне политики. Не особо удачливый актер, Ахилло-старший в октябре 17-го был на гастролях в Твери. Так, во всяком случае, он рассказывал Михаилу. Правда, из некоторых намеков Ахилло-младший догадывался, что отец встретил победу большевиков далеко не с радостью. Похоже, Ерофеев понял: - Видать, тебя не в том духе воспитывали, капитан. Небось знаешь - кое-кто не одну тетрадь исписал про твоего батю, да и про тебя. Что вы, мол, как редиска - красные сверху, белые изнутри. Ты не обижайся: не доверяли - ты бы в Большом Доме не работал. - А про тебя писали? - осведомился Михаил, немного уязвленный подобным снисходительным тоном. Майор даже приосанился: - А то! Будто мой батя из кулаков, писали. И что я на заставе японцами завербованный, писали. И что комсорга роты послал по матушке - писали. А как же! Только мне, капитан, на это начхать. И тебе должно быть начхать. Верят нам, а что пишут, так время такое, да и дураков много. А делу нашему я предан - это все знают. Потому и в спецвойска пошел. А ты, между прочим, чего? Ахилло на мгновение задумался и вдруг ответил честно, как и думал: - Мне казалось, что это работа для умного человека. И вообще люди делятся на тех, кто приказывает, и тех, кому приказывают. Мне хотелось, чтобы для меня первых было меньше, чем вторых. Майор даже крякнул: - Ух, не слышит нас твое начальство! А впрочем, ты прав, Михаил: наша работа не для дураков. Тут взгляд его упал на Гонжабова, недвижно сидевшего у горящего огня. - Слышь, гражданин Гонжабов, ответь нам, ты-то с чего к красным пошел? Ты ведь вроде звания духовного? В бога своего, что ли, верить перестал? - Вы не поймете, - послышался тихий равнодушный голос. Майор обиделся: - Ты, гражданин Гонжабов, уж постарайся. Может, и поймем. Легкое пожатие плеч: - Я был монахом, когда на Севере началась Смута. Однажды ночью ко мне явился Шинджа - царь преисподней. Он сказал, что близится ночь Брахмы и я призван на службу. А вскоре пришли его посланцы, и я открыл ворота монастыря... Ахилло от удивления даже привстал, майор же присвистнул и покачал головой: - Ну, даешь! Да ты же вроде красноармеец! И орден у тебя, и в Коминтерне состоял! Партийный, е-мое! - Каждый называет вещи по-своему. Человек, у которого мы ночевали, понял бы. - Опять двадцать пять! - возмутился Ерофеев. - Да чем тебе этот Семин не понравился? Ну ладно, смекнул он, что мы не археологи, так что? Обрез возьмет и за нами следом пойдет? - Ему не нужен обрез, - Гонжабов слегка повернул голову, темные глаза блеснули, - вас он не боится, он боится другого. - Чего именно? - вступил в разговор Ахилло. - По-моему, он очень симпатичный человек. Правда, майор? Ерофеев молча кивнул. Гонжабов же ничего не ответил - похоже, охота к разговору пропала у него окончательно. Чай был допит, за порогом стлался ночной туман, и майор велел ложиться спать, чтоб выйти завтра с первыми лучами зари. Бхот тут же застегнул спальник и мгновенно затих, то ли вправду заснув, то ли притворившись. Ерофеев и Михаил сели на пороге, докуривая по последней папиросе. - Навязали нам... - шепотом проговорил майор, кивая на странного попутчика, - царь преисподней к нему являлся, тудыть его! Интересно, на что он намекает? - А он прямо говорит, - усмехнулся Ахилло, - царь преисподней, его посланцы, ночь Брахмы... - И я о том! Во фрукт! Стой, капитан, чего это? Он замер, и в наступившей тишине Михаил услыхал далекое гудение мотора. - Самолет! - прошептал майор. - Большой вроде... Чего ему тут делать? - Мало ли... - пожал плечами Ахилло. - Нет, погоди! Ерофеев накинул куртку и вышел наружу. Михаил немного удивился, но последовал за ним. Вокруг стояла тьма, клубился редкий туман, и гудение невидимого самолета доносилось еле слышно. Но вот оно стало громче - машина явно приближалась к плато. - Кружит, понял? - зашептал Ерофеев. - Какого черта ему здесь надо? Отвечать было нечего. Михаилу тоже показалось это странным, но, в конце концов, в Крыму полно воинских частей, да и транспортная авиация летала часто. Но беспокойство уже проснулось. Михаил боялся совпадений. Их группа оказалась здесь, выполняя секретное поручение, и в ту же ночь над Демерджи кружит чей-то самолет... - А ну-ка погоди! - Ерофеев быстро прошел вперед - туда, где туман был немного реже. Здесь гудение мотора слышалось явственнее, и Ахилло понял, что где-то рядом кружит тяжелая транспортная машина или мощный бомбардировщик. Внезапно гудение стало тише и глуше - самолет уходил. - Вот! Гляди! Так и знал, мать его! - Ерофеев показал рукой куда-то вверх. Михаил взглянул туда и успел заметить легкую тень, скользнувшую над ними. - Понял, капитан? Понял? - Планер! - догадался Ахилло. - Вот черт! - Ага! - Майор лихорадочно оглядывался, но в темном низком небе было пусто. - Где-то рядом, зараза! Кажись, за той скалой! Ну чего, смекаешь? - Пока еще нет. Может, учения или спортсмены. Но посмотреть надо. - Точно. - Ерофеев немного успокоился. - Может, и вправду учения. Только не нравится мне это, капитан! Вот чего: спим по очереди, и стволы держим наготове. Пошли, я первый дежурю. Ахилло не возражал. Предосторожность не казалась излишней. Он даже подумал, что стоило уйти из хижины и поставить палатку где-нибудь в стороне. Впрочем, ночь прошла спокойно. Ни Михаил, ни майор, дежурившие по два часа, не слыхали ничего подозрительного. Утром, наскоро перекусив, решили осмотреться. Оружие держали наготове, но на Яйле стояла полная, ничем не нарушаемая тишина. Вокруг не было ни души, и увиденное ночью казалось чем-то нереальным. За высокой известняковой скалой ничего найти не удалось, но майор решил продолжить поиски. Он еще раз осмотрелся, подумал и указал на север, где высился еще один скалистый холм... Планер нашли часа через два. Он стоял за небольшой рощицей, надежно укрытый срубленными ветвями. В кабине было пусто. На фюзеляже черной краской нанесен помер, крылья отмечены привычными пятиконечными звездами. - Наш, - констатировал Ерофеев, внимательно осмотревший небесного пришельца, - человек на пять-шесть, десантный. Может, и вправду маневры устроили в честь юбилея, а, капитан? Ахилло, осмотревший все вокруг, показал Ерофееву два свежих окурка. - "Казбек", - констатировал тот. - Ну че, похоже, летуны заблудились. Или так и задумано? Ты чего, гражданин Гонжабов? Заключенный и вправду вел себя странно. Он подошел к кабине, поднял руки ладонями вперед и застыл, словно прислушиваясь к чему-то. - Гонжабов? Да отвечай же! Учуял чего? - Они издалека, - бхот опустил руки, - их пятеро. - Телепат, твою! - усмехнулся Ерофеев.- Ясно, что не рота. Ладно, погляжу еще. Он повозился в кабине, выбрался наружу и сплюнул: - Оружие у них. Винтари или даже пулеметы, масло свежее. Черт, может, и вправду надо было роту с собой брать! Ну чего, пошли дальше, капитан? Ахилло не возражал, хотя беспокойство, возникшее ночью, стало еще сильнее. Вооруженная группа высадилась на Демерджи - зачем? Наверно, затем, что в это время на Яйле пусто и планер найдут не скоро. - Позвоним с первого же телефона, - рассудил Ерофеев. - Все, спускаемся! И так время потеряли. Идти тихо, смотреть по сторонам. Капитан, ствол держи наготове. Айда! Спуск прошел спокойно. Дорога серпантином шла в долину, вокруг была лишь сухая желтая трава и обросшие мхом валуны, скатившиеся в незапамятное время с плоскогорья. Постепенно стали попадаться деревья, затем небольшие рощи. Майор сверился по карте, сообщив, что они приближаются к урочищу Тырки. Послышалось блеяние, и за поворотом показалось овечье стадо, которое вольно разбрелось по всей округе, пощипывая старую, сухую траву. - Цивилизация! - заметил Ахилло, пробираясь через овечий строй. - Только чего-то пастухов не видать! - Праздник отмечают, - предположил майор. - Ну, всыплет им начальство! Вон разбежалось войско - полдня собирать надо! Послышался лай. Большая мохнатая овчарка бросилась наперерез, распугивая овец. - Ну, ты! - В руках майора блеснул металл. - Пошла, пошла! - Постой, - Ахилло схватил Ерофеева за руку, - смотри! Овчарка и в самом деле вела себя странно. Она тревожно лаяла, отбегая в сторону и вновь возвращаясь, словно приглашая идти следом. - И вправду, - согласился Ерофеев. - Чего-то случилось. Жаль, разговаривать не умеет! Гонжабов, ты чего? Бхот, не отвечая, шагнул вперед и поднял руку. Собака замерла. Легкое движение пальцев - она подбежала ближе и жалобно завыла. Гонжабов вновь провел рукой по воздуху, и овчарка послушно присела у его ног. - Ну прямо Дуров! - покачал головой майор. - Чего это с ней? Бхот не ответил. Собака взвизгнула, словно пытаясь что-то объяснить, и вновь отбежала в сторону. - Пошли, - решил Ерофеев, - зря не позовет... Тела пастухов - старика и парня лет двадцати - были засыпаны старыми ветками. Неподалеку лежала еще одна собака - мертвая. - Финкой, - заметил майор, осмотрев убитых, - сзади, прямо в сердце. Эта псина, видать, поумнее оказалась. - Часа два прошло. - Михаил потрогал холодное тело. - Вот тебе и маневры, майор! Здесь же удалось найти еще один свежий окурок. - Снова "Казбек", - кивнул Ерофеев. - Вот сволочи! Как думаешь, капитан, наши это или ваши? - В каком смысле? - не понял Ахилло. - В прямом. Ваш Ежов мог свою группу послать, смекаешь? Ахилло не ответил, хотя не мог не признать, что предположение не из самых невероятных. Убийство мирных пастухов казалось излишней жестокостью, однако неведомый командир десантников мог получить категорический приказ не оставлять свидетелей... Ахилло еще раз обошел опушку рощи, где нашли убитых. Внезапно среди желтой старой травы что-то блеснуло. Он наклонился. - Чего там? - заинтересовался майор. Михаил раскрыл ладонь. - Зажигалка! Ну раззявы там у них! Постой, постой, зажигалка-то... - Немецкая, - кивнул Ахилло. - Ну что, майор, наши или ваши? Собаку хотели взять с собой, но пес все время убегал, не желая оставлять хозяев, даже мертвых. В конце концов решили идти дальше, тем более что следовало спешить: неизвестные опережали группу не менее чем на два часа. Ясности не прибавилось: десантники прибыли на советском планере, курили "Казбек", но пользовались немецкими зажигалками. Это могло означать все, что угодно... Путь вел мимо невысокого леса. Дорога по-прежнему была пуста, но пару раз встретились знакомые окурки - неизвестные, похоже, останавливались перекурить. Уже начинало темнеть, когда дорога свернула направо. - Сейчас будет Малая Бурульча, - заметил майор, взглянув на карту,- дальше надо идти лесом, тропа узкая... Черт, они нас и так опередили!.. Решили идти дальше. В нескольких километрах за Большой Бурульчой должна быть охотничья хижина, где можно устроиться на ночлег. Правда, неведомые десантники тоже могли выбрать это место, поэтому шли осторожно, прислушиваясь: майор - впереди, за ним - спокойный и невозмутимый, как всегда, Гонжабов; Ахилло выпало быть замыкающим. Вечерний лес сомкнулся над головами, узкая тропа едва пробивалась сквозь густой строй невысоких, в толстой черной коре деревьев. Несколько раз тропа резко обрывалась вниз, приходилось переходить очередной овраг. До Большой Бурульчи оставалось не более километра, когда Гонжабов внезапно остановился. Удивленный майор уже был готов задать вопрос, но бхот поднял ладонь вверх в предостерегающем жесте. Ахилло тоже прислушался, но ничего не заметил. Наконец Ерофеев кивнул, и они вновь двинулись вперед, только теперь крепкая рука майора сжимала рукоять парабеллума. Под ногами негромко потрескивали сучья. Тропа петляла и внезапно пошла вниз - впереди оказался еще один овраг. В сумраке можно было разглядеть огромные, покрытые мхом камни, и Михаилу вспомнилось слышанное где-то название: "Танцующий лес". Внезапно Ерофеев, шедший по-прежнему впереди, остановился, покрутил головой и уже обернулся, чтобы что-то сказать, когда сверху, с противоположного склона, ударила очередь. Михаил рухнул на холодную сырую землю, выхватывая оружие. Ерофеев уже успел упасть, накрыв собой бхота. Пули с треском ударили в стволы деревьев, посыпалась кора и сорванные листья. Секунда - и вновь заговорил пулемет. Ахилло уже был готов. Заметить, откуда летят пули, было несложно: яркие огоньки выдавали место засады. Выстрел, второй - Ахилло бил навскидку, ему вторил пистолет майора. Третья очередь - короткая, тут же оборвавшаяся, и в овраге наступила тишина. - Черт! За ним! - Ерофеев уже был на ногах. - Гонжабов, не двигайся! Но они опоздали: тот, кто затаился в засаде между стволами старых, поваленных еще в давние годы деревьев, успел уйти. Фонарик высветил темное пятно на земле. Майор нагнулся. - А кажись, попали! - Крови много, - Ахилло тоже наклонился, но Ерофеев поспешил выключить фонарик, - похоже, серьезно попало. Пулемет распознал? - Обижаешь! "МГ" - такой же, как мы с тобой собирали! Только это, капитан, еще ни фига не значит! Пулеметики эти и у наших имеются. Они вернулись на тропу. Гонжабов уже стоял, казалось, к чему-то прислушиваясь. - Чего, цел? - поинтересовался майор. - Он был один, - вместо ответа негромко произнес бхот, - но неподалеку были еще трое... Может, и больше... Этого вы ранили. - Шерлок Холмс, - усмехнулся Ерофеев. - Это мы и без твоей телепатии поняли. Только вот кто это, а, капитан? - Если без телепатии, Кондрат, то совпадений слишком много. Немецкая зажигалка, немецкий пулемет... И вообще, мы договорились не упоминать в разговоре званий. - Поддел, - признался майор, - только мы все равно засветились. За пастухов они нас не приняли, у тех парабеллумов нет. Ладно, пошли, что ль? Из оврага выбирались осторожно, но ни на склоне, ни дальше на тропе сюрпризов не оказалось. Похоже, неизвестные, нарвавшись на жесткий отпор, поспешили уйти. Михаил по-прежнему шел замыкающим, на этот раз не застегивая кобуры. Теперь уже было понятно, что все предосторожности, предпринятые еще в Столице, не являлись лишними. Кто-то охотился за тайной. Факты не давали ошибиться: советские десантники не стали бы пользоваться немецким пулеметом. Такой пулемет мог быть лишь в спецгруппе НКГБ, но едва ли это ведомство начало охоту за майором Ерофеевым. Спецгруппы Большого Дома немецкое оружие не применяли, на это имелся специальный приказ Ежова. Ответ получался простым. Но зачем немцам эта пещера? Доберись они даже первыми, с собой унести ее не смогут. Значит, просто решили поглядеть? В любом случае Михаил не мог не восхититься реакцией врага. Они смогли опередить советскую спецслужбу, а ведь до Берлина неблизко! Правда, сами десантники прибыли, скорее всего, с тайной базы где-нибудь в Румынии: там их было немало. Охотничий домик неподалеку от Большой Бурульчи оказался пуст. Никаких следов - ни окурков, ни отпечатков подошв. Майор осторожно обошел вокруг хижины, затем вопросительно взглянул на Михаила. - Лучше не рисковать, Кондрат. На месте их командира я бы так и сделал оставил дом пустым, а ночью... - Правильно рассуждаешь... Ладно, померзнем. Станем поблизости, послушаем... Огня не разводили. Пришлось проглотить холодную тушенку, запив глотком спирта. Гонжабов от еды отказался - похоже, он не употреблял ни мяса, ни спиртного. Майор, устав уговаривать, сунул ему сухарь, заслужив легкую улыбку и благодарный кивок. Спирт грел плохо. Спальники пришлось постелить на земле, подложив под них лишь тонкий брезент палатки. Саму палатку майор решил не ставить: зоркий глаз мог приметить ее, несмотря на маскировку. Гонжабов уснул сразу, и Михаил позавидовал его нервам. Самому ему не спалось, хотя Ерофеев, решивший дежурить первым, велел ложиться, чтобы набраться сил для завтрашнего похода. Мешал холод и особенно сырость: Бурульча, разлившаяся после осенних дождей, шумела совсем близко. Наконец Ахилло не выдержал и осторожно подвинул спальник поближе к Ерофееву, который внимательно всматривался в темноту, стараясь разглядеть почти незаметный ночью домик. - Все думаю: сунутся или нет? - шепнул он, чуть подвигаясь и освобождая место для Михаила. - Я б на их месте рискнул. Их пятеро, а то и больше. А нас только двое с оружием. Майор кивнул: - Вот и я думаю. Черт, придется всю ночь стеречь. Ну и холодрыга! Хочешь еще спирта? Ахилло не отказался. На мгновение обожгло горло, затем стало теплее. Темнота, казалось, немного отступила. - Говорят, у немцев есть специальные ночные бинокли, - поделился Ерофеев, - на инфракрасных лучах. Полезная штука, нам бы сейчас - в самую пору. Спорить не приходилось. Время тянулось медленно, рядом все так же шумела речка, скрипели старые деревья, а где-то далеко слышался крик ночной птицы. Тянуло спать, даже холод уже не мог помешать Морфею. В конце концов Михаил попросил майора растолкать его через час и провалился в густую немую тьму... Его разбудил сильный толчок в плечо, и тут же широкая ладонь легла на лицо, закрывая рот. - Тихо, - послышался шепот Ерофеева. - Кажись, гости... Михаил, стараясь двигаться без лишнего шума, приподнялся. В темноте дом был едва заметен, но вот у входа мелькнула фигура, затем другая... Неизвестные вошли внутрь, и тут же сквозь тьму сверкнул луч фонарика... - Двое, - шепнул майор. - Кажись, с карабинами. Один пониже, совсем пацан. Таких подробностей Ахилло не успел заметить - очевидно, глаза Ерофеева были позорче. Тянулись секунды, прошла минута, другая... И вот черные тени появились на пороге. Вновь сверкнул фонарик. - Эх, мать честная! - выдохнул майор. - Рискнем, а? Бери высокого, я низкого. По счету три! Ахилло поднял парабеллум. Ерофеев вздохнул и негромко произнес: "Раз... Два... Три... Давай!" Оба выстрела слились в один. "Высокий" дернулся, но вторая пуля свалила его с ног. "Низкий" тоже упал, но тут же вскочил и сгинул в темноте. - Эх ты, мать твою! Ушел! Неужели промазал! Вот бес! Похоже, майор расстроился не на шутку. Он даже вскочил, желая броситься вдогон, но тут же опомнился. - Хреново, Михаил. Первый раз, считай, с такого расстояния не попал. Может, все же подранил? Ведь прямо в сердце целил!.. - Не расстраивайся, майор. - Гонжабов присел рядом, всматриваясь в темноту. - Этого не свалишь пулей... - И ты еще на мою голову, - махнул рукой Ерофеев. - И чего это я его пулей не достану? - Он бхот, как и я... Он владеет тем же искусством... Майор обиженно засопел: - Смеешься, да? Он чего, музыкант, язви его? "Искусство"! - Погоди! - остановил его Ахилло. - Вы, Гонжабов, хотите сказать, что он владеет какой-то боевой подготовкой? Боевым искусством? - Это искусство не только для боя. Я заметил, как он двигался. Такому учили только у нас. - Где это - "у нас"? - вскинулся Ахилло. - И вообще, гражданин Гонжабов, вам пора нам кое-что рассказать. - Лишние знания опасны, - спокойно проговорил бхот. - Можете разжечь костер, они больше не вернутся... Но Ерофеев порывался осмотреть убитого - или раненого - десантника. Велев Гонжабову собрать сухие сучья, он осторожно подобрался к крыльцу. - Готов, - сообщил он, вернувшись через несколько минут. - Прямо в голову попал. Вот... Огонек зажигалки высветил окровавленную командирскую книжку и новенький наган. Костер упорно не желал разгораться, пришлось плеснуть спирта. Наконец тьма отступила, и ладони сами собой потянулись к пламени. - Ты, Гонжабов, готовься, рассказывать будешь, - велел Ерофеев - а мы покуда поглядим. Ну-ка, капитан, что скажешь? Ахилло внимательно осмотрел командирскую книжку. На фамилии и прочие записи он не обратил особого внимания, куда интереснее было иное качество бумаги, печать, специальный знак в тексте... - Вот, - наконец заметил он, - скрепка. Она из нержавейки. Наша бы обязательно след оставила. - И бумага другая, - кивнул майор. - На мелочах гансы горят! Ну чего, значит, таки немцы... Ладно, кажись, самое время тебя послушать, гражданин Гонжабов. Бхот не ответил, узкие темные глаза глядели прямо в огонь. Наконец он чуть поднял голову: - Я не скажу вам многого... В Тибете есть монастырь, где я был когда-то монахом. В двадцатом году по вашему счету его захватили повстанцы, среди них были и ваши, из России. Там создан Центр... о котором я говорить не буду. Несколько лет назад бхоты, что там служили, подняли мятеж - решили искать себе нового владыку. Пролилась кровь. Те, кто уцелел, ушли. Некоторые пошли на службу в ту страну, откуда прибыли ваши враги... - К Гитлеру, значит, - зло бросил майор. - Вот сволочи! - Тот, кого ты назвал, лишь "бейбо" - бумажная кукла. Настоящий владыка правит из черной тени. Он узнал, что на этой земле найден источник Голубого Света. Вы называете его излучением, мы - кровью злой колдуньи Бранг Сринмо. Дело не в словах... Среди тех, кто идет перед нами, есть бхоты. Они тоже знают, что я здесь. Но я - старше, и они боятся. - А если они доберутся до пещеры первыми? - поинтересовался Ахилло. По смуглому лицу Гонжабова скользнула легкая усмешка: - Не спешите. Одни вы не вернулись бы домой, и лазутчики искали бы ваши кости целый век. Но я - вместе с вами, и опасность меньше. Они войдут в пещеру, но не выйдут оттуда... Он замолчал, глядя в трепещущее нервное пламя. Майор не выдержал: - Не темни, Гонжабов! Говори все! - Все? - Темные глаза сверкнули насмешкой. - Изволь... Ни бхоты, ни русские, ни немцы - не хозяева Голубого Света. Хозяева давно ушли, но оставили Хранителей, которые из рода в род сторожат тайну. Тот, кто берег секрет Голубого Света в нашем монастыре, погиб три века назад, и он был последним в своем роду. Тот, кому выпала такая судьба здесь, жив, и он не выпустит незваных гостей из пещеры... Я все сказал. Можете поступать так, как вам угодно... - Ох уж мне эти попы, мать их! - прокомментировал майор. - Темнят, сказки какие-то придумывают... - А по-моему, логично, - не согласился Ахилло. - В конце концов, Кондрат, не зря же нас из Столицы сюда послали. Майор не стал возражать, но еще долго бурчал что-то по поводу служителей культа, поминая попа, попадью, попову дочку и весь монаший чин, от послушника до игумена. Атеистическая закваска, полученная в комсомольские годы, была непереборима... Когда сквозь высокие кроны забелел рассвет, Ерофеев с Ахилло тщательно обыскали убитого. Одежда оказалась местного производства, зато обувь явно иностранная, как и нож, спрятанный у пояса. На груди мертвеца болталась цепочка с католическим крестиком. Остальное - деньги, папиросы и даже спички - было советским. - А все-таки недосмотрели - спешили, видать, - заключил майор, - да и планер посадили далеко. Ну, оно и лучше, тепленькими возьмем! Эх, сюда бы десяток моих ребят... Теперь тропа вела в гору. Деревья немного расступились, следов стало больше - этой дорогой явно ходили чаще. Несколько раз встречались знакомые окурки - любитель "Казбека", похоже, не пострадал прошлой ночью. Наконец тропа нырнула в широкую долину и вновь резко пошла вверх, раздваиваясь. Здесь пришлось задержаться: найти нужную дорогу оказалось не так легко. Ерофеев и Ахилло долго совещались, Михаил сбегал на разведку, и наконец нужная дорога была найдена. Дальше дело пошло легче: слева приблизился ровный ряд огромных скал, возвышавшихся на сотни метров над дорогой. Они были на верном пути - у подножий гигантской Караби-Яйлы. Вскоре вновь встретилась развилка. Влево вела неширокая дорога с глубокими колеями от колес арбы. Ошибиться было нельзя - путь вел прямо на Яйлу. Ерофеев еще раз взглянул на карту и велел сворачивать. Нитку заметил Ахилло. В начале он подумал, что это паутинка, успев удивиться тому, что здешние пауки не засыпают даже поздней осенью, но тут же сообразил, что восьминогие совершенно ни при чем. Майор, шедший впереди, был уже в полушаге от протянувшейся через дорогу нити. Михаил заорал: "Стой!" - и резко дернул Ерофеева за плечо. Он не ошибся: нить вела к связке гранат, тщательно спрятанных у самой тропы... Трогать "сюрприз" было опасно, но майор рассудил, что следом за ними может проехать какая-нибудь ни в чем не повинная колхозная арба. Поэтому он велел своим спутникам отойти подальше, а сам остался на месте. Михаил, прикинувший мощность взрывчатки, выбрал небольшую ложбинку и устроился поудобнее, заранее заткнув уши и уложив рядом Гонжабова. Потянулись долгие минуты, и вот наконец страшной силы взрыв сотряс лес. Через несколько секунд появился довольный Ерофеев, который умудрился отделаться лишь звоном в ушах... Теперь шли осторожно, но больше никаких неожиданностей не встретилось. Тропа становилась все круче, наконец лес кончился, и дорога вышла на крутой каменистый склон. Впереди темнел высокий скальный венец с небольшой расщелиной посередине - воротами на Караби. Здесь, у кромки леса, перекурили, а затем, накинув рюкзаки на плечи, начали не спеша подниматься. Серые скалы медленно приближались. Михаил, отвыкший от подобных подъемов, уже начал предвкушать близкий отдых, но тут простая и ясная мысль заставила его замереть на месте: - Кондрат! Стой! - Чего, устал, капитан? -- Майор повернул к Михаилу покрасневшее от напряжения лицо. - Ниче, уже близко! - Я не о том! Место удобное. Мы как на ладони... - Черт! И вправду... Ерофеев остановился, неуверенно поглядывая то на близкий проход, то на каменистый склон за спиной. Другого пути не было. Приходилось рисковать. - Слышь, Гонжабов, - майор повернулся к бхоту, невозмутимо смотревшему куда-то поверх скалистого гребня, - ты вроде ясновидящий. А ну-ка, оцени! - Идти опасно. Возвращаться - тоже. - В ровном тихом голосе внезапно послышалось что-то похожее на насмешку. Майор сплюнул. - Объяснил. Ладно, Михаил, ствол - в руку. Ослабь лямки, чтоб сразу рюкзак скинуть, если чего. А ты, Гонжабов, падай, когда, не дай Господь, стрелять начнут. Бхот ничего не ответил, лишь вновь слегка пожал плечами, словно опасность ему не грозила... Шли медленно, оглядываясь каждые несколько метров. Скалы дышали покоем, серое небо казалось совсем близким; трудно было поверить, что в этих диких первобытных местах людям может грозить опасность от других людей. Скорее можно опасаться саблезубых тигров, медведей гризли и прочих творений равнодушной природы. Казалось, среди пустых мертвых гор люди должны держаться ближе друг к другу, забыв хотя бы на время все разногласия и свары... Ерофеев, шедший по-прежнему первым, поравнялся с ближним выступом скалы. Впереди оставались какие-то полсотни метров подъема. Дорога шла круто вверх. Рюкзаки вновь словно налились свинцом, и майор поднял руку, командуя минутный привал. Садиться не стали, просто сошли с дороги поближе к серой скальной громаде. - Хорошо б до ночи Яйлу пройти, - в руках у Ерофеева, не любившего попусту тратить время, уже появилась карта, - тут недалеко и вроде ровно. Заночуем, а с утра - к Чердашу... Че, капитан, оглядываешься? - Высоко поднялись, - Ахилло смерил взглядом пройденное расстояние, наверное, тут за километр будет. Где-то на третий разряд - в самый раз. - Всего-то? - хмыкнул майор. - Тоже мне! Что, гражданин Гонжабов, Тибет повыше? На смуглом лице бхота промелькнуло нечто вроде легкой усмешки. - Ну пошли. Поднимемся - чай сварим! Майор поудобнее закинул за плечи рюкзак с притороченной палаткой, сделал шаг - и тут ударил первый выстрел. Падать пришлось прямо на камни. Михаил ударился коленом, чертыхнулся и, сбрасывая рюкзак, перекатился ближе к скале. Парабеллум был уже в руке, но стрелять рано: пули били откуда-то сверху, и определить место засады было трудно. У самой скалы, где была мертвая зона, Ахилло приподнялся и бросил взгляд на тропу. Ерофеев тоже успел подкатиться к скале, только метрами двумя выше. Гонжабова же не было ни внизу, ни вверху - бхот, казалось, испарился, словно был соткан из тумана. Удивляться не было времени, невидимый враг по-прежнему караулил каждое движение. Михаил попытался пододвинуться ближе к тропе, но цокнувшая о камень пуля тут же отбила всякую охоту к риску. - Капитан! Дуй сюда! Только по-над стеночкой... Ерофеев, сжимая пистолет в руке, внимательно вглядывался в скалистый гребень, подстерегая врага. Ахилло оглянулся и быстро пополз, прижимаясь к холодному камню. Дважды пули щелкали о скалу совсем рядом, но Ахилло везло. Через пару минут он был уже рядом с майором. - Ну чего, влипли, Михаил? Во гад, самое место выбрал! Ни вперед, ни назад! - Думаешь, он один? - Ахилло с сомнением поглядел вверх. Ерофеев пожал плечами: - Хрен его знает. Стреляет один - это точно. Из карабина бьет - нашего, кавалерийского, тридцатого года... Гонжабова видал? - Нет. - Вот злыдень! Того и гляди, перебежит - недаром шпион немецкий. Они переговаривались шепотом, то и дело поглядывая по сторонам. Невидимый стрелок не показывался, но стоило сделать неосторожное движение, как сверху летела пуля. - Вот чего, - решил наконец Ерофеев, - если б кто вниз рванул, за скалу, и с другой стороны поднялся. Там круто, но я бы рискнул. Все равно, е-мое, кранты! - Я пойду. - Ахилло прикинул расстояние до края скалы, и по спине пробежали мурашки. О том, что надо еще подниматься по отвесной стенке, он старался не думать. - Прикрой меня, майор. Ерофеев покачал головой: - Ну давай, раз такой смелый. Выживем - с меня бутылка. Ну, пошел! Он вскинул пистолет и прищурился. Михаил вздохнул и бросился вниз, прижимаясь к неровной скале. Ударил выстрел, затем другой - и тут же заговорил пистолет майора. Ахилло бежал, не оглядываясь, надеясь лишь на то, что под ноги не попадется непрошенный камень. Огонь продолжался, но враг, похоже, плохо целился: мешал Ерофеев, посылавший в ответ пулю за пулей. Наконец скала завернула вправо. Михаил одним прыжком преодолел оставшееся расстояние и через секунду уже был в безопасности. Между ним и невидимым снайпером оказались метры глухого камня. Ахилло на миг присел, потер виски руками и заставил себя встать. Следовало спешить: майор оставался один, наедине со смертью. - Погоди... Гонжабов стоял рядом, скрестив руки на груди, лицо было спокойно и бесстрастно. - Мне... надо... - Михаил не успел Договорить, как их глаза встретились, и Ахилло ощутил страшный, нечеловеческий холод в груди. Сердце замерло. - Смерть - рядом с тобой, но сегодня не твой черед. Иди! Гонжабов отвернулся, словно дальнейшее его совершенно не касалось. Михаил не знал, что ответить, вновь потер ноющий висок, сунул парабеллум за пояс и побежал вдоль скалы. Идея майора казалась неглупой - подняться с другой стороны, подобравшись к невидимому снайперу с тыла. Плохо было то, что скала крута, почти отвесна. Даже с альпинистским снаряжением забраться наверх было нелегко. Михаил сцепил зубы, продолжая идти вперед. Выход должен быть! Иначе все будет неправильно! Ему рано умирать! Он должен... Трещину он заметил не сразу, настолько она была узка. Но это все же давало шанс - можно попытаться. Михаил посмотрел вверх, невесело усмехнулся и, подумав, скинул ботинки. Ногу можно поставить между камней, затем ухватиться руками, подтянуться... Первый метр дался легко, но затем дело пошло хуже. Вдобавок Ахилло никак не мог заставить себя забыть, что висит над каменной пропастью. Малейшее неверное движение - и кости собирать будет некому. Нельзя даже остановиться, передохнуть, слишком неверна опора - можно только ползти, выискивая углубления в камне и прижимаясь к холодной скале... Метр, еще метр, еще... Сердце, казалось, было готово вырваться из груди, пальцы отчаянно болели, глаза заливало желтым огнем. И Михаил знал: еще минута - и ослабевшие руки, разожмутся. Он попытался забыть обо всем, сосредоточившись на каждом движении, нащупать пальцами ноги углубление. Подтянуться, медленно перебросить тяжесть тела. Поставить другую ногу... И вдруг он почувствовал облегчение: скала из отвесной стала пологой. Михаил подтянулся на руках и упал животом на ровную поверхность. Он наверху... Отдыхать было некогда. Где-то неподалеку по-прежнему сухо бил карабин, ему отвечал пистолет майора. Михаил, сжав в руке парабеллум, оглянулся, прислушиваясь. Враг неподалеку - метрах в двадцати. Вершина скалы была неровной, и выступы камней скрывали неизвестного. Михаил вздохнул и, пригибаясь, побежал на звуки выстрелов. Уже на бегу он понял, что снайпер должен быть где-то совсем близко. Но тут стрельба стихла. Ахилло замер, боясь пошевелиться. Прошла минута, другая - и вот совсем рядом вновь заговорил карабин. Михаил легко вспрыгнул на ближайший валун, повернулся и тут же увидел врага. Неизвестный склонился над краем скалы, прижав приклад карабина к щеке. Выстрел, еще один... Стрелок чуть отодвинулся в сторону, доставая новую обойму. Соображать было некогда, но Ахилло успел заметить, что его противник невысок и худ - почти мальчишка. Михаил вскинул руку и выстрелил, целясь прямо в голову... Отдача ударила в руку, Ахилло недоуменно поднял глаза - и замер. Площадка была пуста, враг исчез. Это казалось невероятным: промахнуться с нескольких метров просто невозможно, немыслимо! Ахилло отступил на шаг, оглянулся - и тут сильный удар выбил оружие из руки. Михаил поднял руку, защищаясь, но покачнулся и упал: еще один удар пришелся в живот... Ахилло повезло, он рухнул не на затылок, а на плечо, перекатился, и тут его ударили вновь - по ногам. Он привстал - и замер. Его противник стоял в нескольких шагах, скуластое лицо насмешливо скалилось, а правая рука подымалась для нового удара. Михаилу стало страшно: враг бил его издалека, даже не прикасаясь! Выдумывать было нечего, и Ахилло сделал единственно возможное перекатился в сторону, вскочил - и тут же согнулся от нового удара. Послышался негромкий издевательский смешок. Скуластый парень вновь поднимал руку... Приходилось верить. Косоглазый - вероятно, как и предсказывал Гонжабов, бхот - мог легко доставать своего противника, просто ударяя по воздуху. Ахилло отскочил назад, выхватывая нож. Снова смешок, удар - рука разжалась от боли. Михаил вновь пригнулся - и побежал. Удар пришелся по спине, Ахилло упал, но рука уже успела расстегнуть ворот куртки. Там, под мышкой, спрятан наган. Михаил лежал на животе, стараясь не двигаться, рука осторожно тянулась к кобуре. Тот, за спиной, кажется, уверен в победе. Сейчас он подойдет ближе. Еще секунда, еще... Сзади послышался характерный звук - косоглазый взводил курок револьвера. Михаил решился: резко повернувшись, он выхватил наган и, почти не цедясь, выстрелил. Невысокая фигура в десантном комбинезоне дернулась, словно от толчка, Ахилло выстрелил второй раз, третий. На скуластом лице проступила гримаса боли, темные глаза сверкнули нечеловеческой ненавистью... Бхот зашипел, словно раненая кошка, и мягко упал на камень... Все еще не веря, Ахилло, пошатываясь, встал и выпустил оставшиеся пули прямо в голову упавшего врага. Тело лежало неподвижно - бхот был мертв... Кости ломило болью, но, вздохнув поглубже, Михаил понял, что не ранен. Случившееся казалось бредом. Ахилло понял, что об этом лучше покуда молчать. Может, потом, когда все успокоится... Он помассировал налитую болью шею - один из ударов пришелся как раз по ней - и крикнул, подзывая майора. Михаил не узнал своего голоса: из горла вырвался хрип, словно его захлестнула удавка... Глоток спирта немного помог. Майор перетащил вещи наверх и даже успел сходить на разведку. На поросшем травой и кустарником плоскогорье было пусто. Ахилло по-прежнему сидел рядом с трупом, медленно приходя в себя. Ерофеев между тем деловито обыскивал убитого. Впрочем, кроме револьвера и красноармейской книжки, ничего найти не удалось. - Скрепки из нержавейки, - констатировал майор. - Тот, значит... Че, Гонжабов, твой? Тот был уже здесь, такой же равнодушный и спокойный. - Он бхот. Мальчишка чему-то учился, но был нетерпелив... Тем временем Ерофеев нащупал в нагрудном кармане убитого нечто, не замеченное ранее. Расстегнув пуговицы, он присвистнул: - А ну, Гонжабов! Это уж точно по твоей части! Михаилу тоже стало любопытно - он подошел поближе. На широкой ладони майора лежала маленькая бронзовая статуэтка: широкоплечий, кривоногий демон с клыкастой многозубой пастью и выпученными, словно от боли, глазами... - Декаданс, - не удержался Михаил, качая головой. Божок был хотя и отвратен, но сделан с немалым искусством. - Нарак-цэмпо, демон смерти, - прозвучал бесстрастный голос. - Мальчишка вообразил себя его слугой. Он наказан за это... Худая смуглая рука взяла статуэтку, подержала секунду, словно взвешивая. На узких губах мелькнула усмешка: - Теперь он твой. Амулет не принесет счастья, но сможет защитить. Бери, сильному он прибавит силы. - Бери, бери, - кивнул Ерофеев, - трофей, тудыть его! А лихо ты, Гонжабов, исчез! Вас что, учат этому? - Не только этому. - Бхот отвернулся, явно не желая продолжать разговор. - Ладно, - рассудил Ерофеев, - дырки для орденов крутить рано. Про бутылку, капитан, напомни - поставлю. А то еще немного - и остались бы мои сопляки без батьки. Ты-то, кажись, холостой? Ахилло кивнул, думая совсем о другом. Убитый был врагом, зэк Гонжабов союзником, но они слишком похожи и главное - стремились к одной и той же цели...