— Ты зря это сказала… Заявить родной сестре, что она сует свой длинный нос не в свое дело! — Нэнси быстро подошла к двери, потом остановилась и торжественно добавила: — Когда ты в таком настроении, говорить с тобой бесполезно, но все же запомни: кроме как от меня, тебе не от кого ждать помощи.
Дверь закрылась за сестрой раньше, чем Эмили собралась извиниться.
Нэнси не следовало вламываться к ней в офис и обвинять чуть ли не во всех смертных грехах, но она имеет все основания чувствовать себя оскорбленной: из того, что она видела и слышала, и нельзя было сделать иных выводов.
А Эмили, как ни хотела оправдаться перед сестрой, чувствовала свое бессилие; ведь не скажешь просто: я не виновата, не обращай внимания на сплетников. Придется изъясняться поточнее, однако это невозможно. Забота о моральном облике дочери не позволит Нэнси объективно воспринять правду.
Обвинение в пагубном влиянии Эмили на Стефани слишком надуманное, но Нэнси всегда была склонна драматизировать, а в последнее время стала раздувать костер из малейшей искры.
Беременность иногда оказывает на жен-шин подобное воздействие. Эмили вспомнила, какие противоречивые мысли одолевали ее саму, когда… Тонкие брови сошлись у переносицы, руки сжались в кулаки. Ей и без того хватает, о чем тревожиться.
Нужно успокоить Нэнси, попросить прошения, она отходчива и не станет долго дуться. Но вдруг она решит взять на себя подготовку к помолвке и свадебной церемонии? Займется рассылкой приглашений, поисками платья, организацией свадебного путешествия… хотя, пожалуй, в последнем Тони лучше нее знает толк… Так или иначе, до приезда родителей остается около месяца. Времени в обрез, чтобы без лишней шумихи, деликатно замять нелепый вымысел.
Эмили рывком выбралась из кресла, начата мерить шагами комнату. Не так просто будет выпутаться из этой передряги. Тони вполне может махнуть на Средиземное море или, к примеру, податься на Южный полюс и предоставит ей в одиночку разбираться с их общими трудностями.
Для начала нужно побеседовать с Нэнси и заручиться ее поддержкой… Черт подери, если бы не это треклятое вино!.. В приливе отчаянной злобы Эмили топнула ногой об пол.
Тони виноват не меньше меня, упрямо внушала себе Эмили. Даже больше, потому что идиотская идея о помолвке принадлежит ему. Джессика видела их вместе, Гарри и Долли видели, как они целовались, и все же тогда еще можно было придумать отговорку… Но сцена, разыгравшаяся в понедельник утром при двух свидетельницах в доме Тони, имела недвусмысленное значение. Другому объяснению никто не поверит…
Итак, начнем с Нэнси. Маленькая морщинка прорезала лоб Эмили. Она терпеть не могла ссориться с сестрой, а только что произошедшая между ними размолвка особенно ее огорчала. Она вела себя, как законченная эгоистка, поскольку поставила во главу угла собственные интересы, совершенно не учитывая, что разговаривает с беременной женщиной.
Эмили набрала телефонный номер Нэнси, с минуту послушала унылые длинные гудки и с тяжелым вздохом положила трубку. Что ж, она заедет к Нэнси вечером после работы, а пока постарается придумать оптимальную версию случившегося, которая удовлетворила бы всех.
За час работа у Эмили не продвинулась ни на шаг: все умственные усилия и энергия затрачивались на бесплодные попытки сосредоточиться. Она даже отказалась от ланча, чтобы сэкономить время, и в итоге питалась собственными невеселыми раздумьями. Ей попался на глаза ежедневник, где она записала дату встречи с Уильямом Бэдфордом. Всего две недели назад она мечтала о его согласии, а теперь интерес померк, и вожделенная сделка стала нежеланной.
Впрочем, Эмили и сейчас была бы довольна и горда собой, если бы оказанная ей честь не имела непосредственного отношения к ее “дружбе” с Тони Богартом.
Снова зазвонил телефон, нарушив звенящую тишину кабинета Эмили. Хрипловатый, низкий голос заставил ее вздрогнуть.
— Я у себя дома, — сказал Тони. — Ты не могла бы приехать? Это очень важно.
— Прямо сейчас? — ошарашенно спросила Эмили.
Сердце у нее учащенно билось, в голове гудели сирены. Только этого ей недоставало, нашел время назначать свидание! Но пока она собралась с мыслями и придумала повод для отказа, Тони попросил:
— Да, если тебя не затруднит… Это действительно необходимо.
Эмили хотела спросить, нельзя ли отложить встречу до окончания рабочего дня, но в трубке уже звучали сигналы отбоя. Тони, очевидно, не сомневался в ее согласии.
Она захватила сумочку и ключи от машины и вышла в коридор. На вопросительный взгляд секретарши сбивчиво ответила:
— Я э-э-э… У меня срочный вызов, Делла. Свяжитесь, пожалуйста, с мистером Форрестом и перенесите совещание на завтра.
Эмили покраснела, словно мелкий воришка, пойманный с поличным. Делла всегда в курсе всех городских новостей и наверняка по встрепанному виду начальницы безошибочно определила, куда та держит путь.
Первое, что Эмили увидела, подъехав к дому Тони, — серебристый “вольво”, принадлежащий Нэнси. С нехорошим предчувствием Эмили неохотно вылезла из машины.
Тони явно высматривал ее из окна, потому что открыл дверь раньше, чем гостья постучала.
На нем были темно-серые брюки строгого покроя, светло-серая рубашка и идеально повязанный галстук в тон. В этом серьезном, сдержанном мужчине Эмили с трудом узнала страстного любовника, который доводил ее до экстаза своими объятиями и поцелуями, который разбудил в ней неведомые дотоле инстинкты. Нет, это был прежний Тони — суровый, непреклонный. И в то же время великолепный образчик силы и красоты.
Она стояла перед ним, как ягненок, такая хрупкая, испуганная. Страх плескался в ее глазах, и Тони, позавчера научившись распознавать мельчайшие оттенки ее настроения, тут же все понял и негромко чертыхнулся.
Он пообещал себе, что не будет торопить события и не упустит подаренный изменчивой фортуной шанс наладить отношения с Эмили. Теперь он знает, почему она всегда избегала и ненавидела его, как знает и способ растопить лед.
Рассудок подсказывал ему: не удастся что-либо изменить только из-за того, что они покончили с прошлыми недоразумениями. Но сердце кричало: невозможно любить кого-то так долго и безответно! Эмили и впрямь не совсем равнодушна к нему, хотя бы физически. А это уже немало. Ей было хорошо с ним — не с его кузеном, не с другими мужчинами, а только с ним. И это его главный козырь.
И вот сейчас Тони видел, как Эмили борется с искушением развернуться и убежать. Он взял ее под руку, приглашая войти в дом. Эмили вздрогнула, но руки не отняла.
— Твоя сестра здесь, — сказал он, когда тяжелая дверь захлопнулась за ними.
— О Боже!..
— Она приехала очень расстроенная и сильно не в духе, — предупредил Тони. — Но сейчас, полагаю, она хочет с тобой помириться…
Затравленный взгляд Эмили стал более спокойным: ее тревожила неизвестность, а теперь она, по крайней мере, узнала, что от нее требуется.
Но почему она позволяет Тони притрагиваться к ней? Не оттого же, что его прикосновение дает ей тепло и покой? Совсем не об этом свидетельствует предательское сердцебиение и внезапный приступ слабости… Он ведет ее под руку, а она не может и не хочет высвободиться.
На пороге гостиной Эмили на мгновение застыла, увидев пресловутый бабушкин диванчик.
Тони, если и заметил ее нервозность, виду не подал. Вместо этого он приветливо улыбнулся Нэнси, с угрюмым лицом сидевшей в одном из кресел у камина.
— Эми… Мне очень жаль… Ради Бога, прости меня… Тони объяснил, что попросил тебя никому не рассказывать о вашей… любви, пока он не уладит кое-какие дела в своем туристическом бизнесе. Он говорит, ты собиралась обо всем мне сообщить в прошлые выходные. — Нэнси виновато улыбнулась. — Но я, кажется, сама этому помешала, обрушила на тебя новость о ребенке, а тебе не дала и рта раскрыть. И сегодня утром опять все испортила. Я должна была понять, что ты не станешь без веских на то оснований скрывать от меня свое счастье. Просто… мне было неприятно услышать радостную весть от чужого человека.
— Понимаю, — покаянно ответила Эмили.
Так, значит, Тони затеял миротворческую миссию: вернул душевное спокойствие Нэнси, развеял ее обиду. А вину за сокрытие “радостной вести” принял на себя.