— Тьфу, чтобы не сглазить, — произнесла ведущая. — Продолжай, пожалуйста.
— Ну, тут начинается дипломатия, откуда что берется! Я вообще старался молчать, Геша под дурака косил, а Ванечка такие корки отмачивал — я боялся, его в психушку упекут! Я говорю — эта песня посвящается наемным солдатам в западных странах! Они — тоже не дураки. Пытаются сбить. Если концерт памяти погибшего друга, то при чем тут наемные солдаты? В общем, в угол загоняют. У нас вроде не наемная армия, мы идем на смерть из чувства патриотического долга и гибнем, говоря спасибо родине. А ведь это куда как страшнее на самом-то деле! Тогда я, конечно, не сказал этого, если честно, страшно было… Но ведь тут огромная разница — ты идешь воевать сам, по своей воле, ради денег, риска, идеи, черт знает чего, но никто не вправе послать тебя силой. А тут — нет выбора, у Вовчика не было выбора. Он, по-моему, чувствовал, что погибнет. Он не мог убивать людей. Его заставили. Я думаю даже, он сам искал смерть, чтобы не убивать других. Но это — в другой песне. А тогда просто была реакция на все это…
Всего за три месяца до появления в эфире группы «Квадро» пасмурным утром Валерия Голицына собирала в детский сад пятилетнюю дочь Сонечку. Это была мучительная процедура. Соня придавала огромное значение своему внешнему виду, перемерила подряд все платья и свитеры, долго вертелась перед зеркалом. Стоило Лере замешкаться, как ее дочь запускала руки в ящик с косметикой и успевала в считанные минуты изобразить на своем нежном личике нечто невообразимое. Делать ей замечания было очень тяжело, девочка совершенно нетерпимо относилась к любому насилию над собственной личностью. Она не просто не была похожа на свою мать, она представляла собой полную ее противоположность. В ней не было ни застенчивости, ни замкнутости, она вела себя настолько нахально и раскованно, что постоянно шокировала взрослых. В свои пять лет она откровенно интересовалась мальчиками, обсуждала с подругами свои бурные романы, ее прелестные глазки излучали скрытую сексуальность, и никакие доводы рассудка не могли заставить ее вести себя иначе.
Это был замечательный период нашей жизни, когда люди выстраивались в очередях у газетных киосков, не отрывались от экранов телевизоров, ловя каждую политическую новость, с нетерпением ждали выхода в эфир программы «Взгляд», зачитывались журналом «Огонек»… Захлебываясь потоком обрушившейся на них информации, они жили надеждой на перемены и возрождение огромной, доведенной до развала и отчаяния страны, которая все еще называлась Советским Союзом… Но в жизни Валерии Голицыной вот уже почти шесть лет ничего не менялось…
Соня стояла перед зеркалом, принимая картинные позы.
— Мама, мне нужен гимнастический купальник. У всех есть купальники, почему у меня нет?
— Соня, мы каждый день приходим в сад последними, это неприлично! — взмолилась Лера.
— Я не хочу быть чучелом! — ответила Сонечка. — Разве можно, чтобы самая красивая девочка в группе выглядела кое-как?
— Конечно, нельзя… — устало произнесла Лера. — Но если ты сейчас же не оденешься, я свяжу тебя и отнесу в сад силой, поверь, я справлюсь с этим!
Соня окинула мать выразительным взглядом, вышла в прихожую и стала медленно всовывать руки в рукава куртки… В это время в прихожую выполз, лениво потягиваясь, огромный черный кот, подошел к Соне, встал на задние лапы и потребовал взять его на руки.
— Уголек, какое же ты неразумное существо! — Сонечка наклонилась к нему, и он тут же взобрался на нее, как на дерево, и повис на плечах, словно пушистый воротник. — Ну что, мне так с тобой в детский сад идти?
— Соня! О, Боже уже девятый час! — сердито сказала Лера.
— Но мама, если я его прогоню, он обидится! А ты сама говорила, что нельзя обижать животных!
Лера вздохнула, направилась к холодильнику, достала кусок колбасы и показала коту. Тот мгновенно покинул Сонины плечи и, сохраняя чувство собственного достоинства, прошествовал в кухню.
— Теперь мы можем идти? — спросила Лера.
— Зачем? — заявила Соня. — Неужели тебе хочется выслушивать: «Как вам не стыдно! Какой вы подаете пример своим поведением!» Терпеть не могу, когда мне делают замечания! Тебе тоже попадет!
— Зато я целых восемь часов смогу заниматься своими делами!
— Конечно, это важнее, чем заниматься ребенком! Зачем было заводить ребенка?
— Чтобы было кого ругать, наказывать и драть! Что, страшно?
— Ни капельки.