— По-моему, ей и дома неплохо, — сказала она. — Я тоже хочу побыть с дочерью!
— Что, проснулись материнские чувства?
— Я пойду за Соней, — сказала Лера. — Договорим позже.
— Как знаешь! — Максим опрокинул рюмку. — Лучше бы меня тогда убил тот подонок! Я умер бы счастливым…
Красовский наконец вышел в эфир со своей коронной передачей, которую готовил втайне от всех. Он многого ждал от нее, но теперь не был уверен, что его надежды оправдались. Герой его фильма почти пятнадцатилетней давности, отсидевший в тюрьме десять лет и освобожденный благодаря перестройке, должен был предстать перед зрителем в качестве разорвавшейся бомбы. Но бомба, судя по всему, не разорвалась, Красовский не мог толком понять почему, и был раздражен до предела. Интересно, что Леднев сам разыскал его, просто так, без какой-либо видимой практической цели. Однажды, увидев передачу из студии «Параллель», он взял да и позвонил Красовскому домой.
— Узнаешь меня, Леонид? — прохрипел в трубке давно забытый голос. — Помнишь, как ты кино снимал про меня?
При первых же фразах у Красовского зародилась идея сенсационной передачи, которая должна была стать открытием и по смыслу, и по форме. Оставалось только уговорить Леднева. Это оказалось не так просто. Судя по всему, Леднев принадлежал теперь к довольно влиятельной части теневого мира. Красовский применял все свои дипломатические способности и, честно говоря, до конца не был уверен в положительном результате. Тайный московский мафиози мог в последний момент отказаться от эфира. Красовский не был уверен, что этот человек вообще нуждается в какой-либо рекламе, более того, он до сих пор не знал до конца, сколь велики влияние и власть этого довольно невзрачного на вид человека. Но отступать было не в его правилах. У него было хорошо развито чутье на людей, которых можно выгодно использовать, и он был уверен, что, вытащив в эфир своего героя, непременно добьется успеха. Вероятно, будет скандал с начальством. Ну, к этому не привыкать, он всегда ходил по лезвию бритвы и по горящим углям, и только риск приносил ему настоящее удовлетворение. Он был игрок, талантливый игрок, делавший самые большие ставки и не терпевший поражения.
В передаче были использованы кадры из старого фильма, он задавал Ледневу неожиданные, провокационные вопросы. Казалось бы, все шло прекрасно. Но в какой-то момент Красовский почувствовал, что его герой имеет какие-то свои, не совсем понятные ему цели. Он говорил не совсем то, что хотел услышать Красовский, вел себя не совсем так. Словом, он вел какую-то свою игру и иногда переигрывал. Красовскому показалось даже, что не он использует Леднева для саморекламы, а сам Леднев зачем-то использует его…
Неприятное ощущение от полупровала передачи усиливалось затаенным чувством уязвленного Валерией мужского самолюбия, и все это приводило Леонида Красовского в крайнее раздражение.
Евлампия Федоровна, одинокая персональная пенсионерка, всегда все узнавала первой и была в курсе всех событий, происходивших не только в доме, но и в микрорайоне. Она жила в этом доме столько лет, сколько он существовал, с утра до позднего вечера неусыпно дежурила то у подъезда, то у окна, то под дверью своей квартиры, превращая уши в мощные локаторы. Она не пропускала ни одно важное событие, снабжала информацией всю дворовую команду пенсионерок, за что пользовалась среди других старух особым авторитетом, на который, кроме вечно пьяной дворничихи Глашки, никто не посягал.
Несколько лет назад, когда в доме поселился Красовский, его жизнь стала одной из главных тем самых бурных обсуждений во дворе.
— Слышь, евтот наш, второй томобиль сменял, — говорила одна из старух.
— Не второй, а третий, — уточняла Евлампия Федоровна. — У него был «Москвич», потом одни «Жигули», как их, копейка называют, а теперь у его «шестерка».
— Жену-то он давно прогнал…
— К нему теперь такая ходить, глазастая… Он ее в телевизоре показывал!
— Глазастая раньше ходила, теперь ходит блондинка!
— Тебя, Федоровна, в Верховный Совет надо! — хохотнула Глашка. — Добьешься, чтоб иену на водку опустили, я за тебя проголосую!
— Молчи, пьянь неприличная! — возмутилась маленькая старушка, стукнув о землю клюшкой.
Бабки слушали Евлампию Федоровну раскрыв рты, и в конце концов на собрании жильцов избрали ее старшей по подъезду, чем она очень гордилась.
Леонид Красовский захлопнул дверцу машины, запер замок и, закуривая на ходу, направился к подъезду.
На лестничной клетке было темно. Кто-то из соседей, экономя деньги, регулярно выворачивал лампочки. Красовский, чертыхнувшись, щелкнул зажигалкой, чтобы найти кнопку лифта. Вдруг от стены отделилась какая-то тень и двинулась к нему.