Но он не учел один существенный момент. Евлампия Федоровна, стоя с мусорным ведром у приоткрытой двери своей квартиры, слышала все и, конечно, ничего не забыла!
Ваня, стиснув зубы, чтобы не зарыдать, посмотрел на закрывшуюся дверь лифта, минуту постоял молча, овладел собой и стремительно выбежал из подъезда…
Выяснение отношений между Максимом и Лерой мучительно затянулось. Сначала Лере казалось, что все будет просто. Она все честно скажет ему, попросит развод. Они разойдутся благородно, возможно, останутся друзьями. Но договориться с Максимом оказалось значительно труднее, чем она рассчитывала.
Максим, достал из буфета открытую бутылку коньяка, разлил в две хрустальные рюмки, сел за стол, посмотрел на Леру и спросил изменившимся голосом:
— Ну, что будем делать?
Эта фраза, произнесенная тихим голосом, потрясла Леру. Лучше бы он кричал или ударил ее. Тогда, несмотря ни на что, правда была бы на ее стороне. Она приготовилась к обороне, но эта тихая фраза все разрушила разом. Лера на какое-то время растерялась, испытывая невыносимую жалость к этому грубоватому, но вовсе не злому и неглупому парню, которого она никогда по-настоящему не любила, но при этом чувствовала глубокую привязанность к нему…
— Давай разойдемся по-хорошему, — Лера старалась говорить как можно более миролюбиво.
— У меня есть другое предложение, — Максим допил свой коньяк и снова налил.
— Какое? — спросила Лера.
— Ты никогда больше не встречаешься со своим фрицем, и мы закрываем эту тему.
— Это невозможно… — тихо сказала Лера.
— Все возможно. У тебя дочь, в конце концов! Ты ведь не хочешь искалечить ей жизнь?
— Я никому не хочу калечить жизнь…
— Нет, хочешь! Сколько лет жили нормально! Я все терпел! И бардак в доме, и то, что вечно жрать нечего! Но ты предала меня! Ты забыла все, что я для тебя сделал!
— Макс, прости меня! Постарайся понять, мы с тобой всегда были друзьями, ты самый близкий для меня человек… Я помню все, что ты сделал для меня, я ничего не забыла… Но я не могу лгать.
Максим помолчал, потом произнес, мрачно глядя перед собой:
— Ты врала мне с самого начала. Ты вышла за меня, а сама тащилась от этого немца! Фриц гребаный свалил, плюнул на тебя, а теперь вдруг — здрасьте, пожалуйста! Да у тебя что, самолюбия нет, что ли? Где твоя гордость?
— В кастрюлях и ночных горшках, — тихо сказала Лера.
— Да ты… ты обыкновенная дешевка, самка, шлюха!
— Я надеялась, что ты сможешь понять меня, а ты говоришь, как моя тетка… Можно подумать, что ты — ангел безгрешный! Думаешь, мне не больно было, когда я дома с Сонечкой сидела… Думаешь, я ничего не видела, ни о чем не догадывалась? Я верила тебе, что ты дежуришь ночи напролет, звонила тебе на работу, а мне говорили — он ушел три часа назад! А приходил ты еще через три.
— Да, я мужик, понимаешь? Ты такая недотрога, то у тебя нет настроения, то хроническая менструация.
— Да, у меня не существует секса без души!
— Вот и трахалась бы с вашим Красовским!
— Что?!
— Что слышала! Вы ведь все с ним трахались, и Наташка, и ты. Но он неопасен, ему на всех наплевать. Да и ты его не любишь. Это я простил бы… А вот душу твою делить с Европейским сообществом — нет, не буду! Никогда не буду! Ты моя жена, мать моей дочери! Я скорей убью тебя, чем отдам другому!
— Так убей! Что время теряешь? Я — дрянь, шлюха, что там еще? — с вызовом сказала Лера.
— Ты… ты зря так говоришь… Ты меня провоцируешь…
— Мне что, самой застрелиться у тебя на глазах?!
Максим протянул ей пистолет.
— Стреляйся, если духу хватит.
Вдруг в дверях появилась Сонечка.
— Почему вы так кричите и мешаете спать ребенку? — произнесла она возмущенным голосом, протирая сонные глаза, и вдруг увидела пистолет.
— Мы не кричим, а разговариваем, — сказала Лера, наигранно улыбаясь, — иди спать.
— Я-то пойду, а вы опять ругаться будете?
— Не будем, родная, — Лера ласково погладила ее по голове.
— Ты хотела папу убить, да?
— Доченька, да что ты такое говоришь? Я просто смотрела его пистолет.
Соня повернулась к Максиму и поглядела на него пронизывающим взглядом.
— Убери свой пистолет! Ты что, не знаешь, что нельзя играть с оружием?
— Знаю, дочка, умница ты моя. — Максим обнял ее, но девочка вдруг отшатнулась.
— Нечего подлизываться! Весь дом прокурили! Фу, какая гадость! Вам должно быть стыдно! — Она величественно повернулась и удалилась, полная собственного достоинства.
— Да, получили… — Максим устало потер лоб.
— Мы так увлеклись выяснением отношений, что совсем забыли о ребенке… — с горечью сказала Лера.