– Но это же такая тайна, которую нельзя рассказывать всем подряд, – тут же возразила Гермиона.
– То есть мы – особенные? И чем же? – Гарри не нравилось ее упрямство.
– Я уже это объясняла. О тебе сказано в пророчестве, а мы – твои друзья, и, конечно же, поможем тебе.
– Точно. Остальные члены Ордена, хоть и являются взрослыми опытными магами, от которых пользы явно было бы больше, но мне они – не друзья, поэтому ожидать от них помощи бесполезно, – съехидничал Поттер. – Мерлин с ними. Но расскажи, где ты собралась искать хоркруксы? Дамблдор тебе сказал? Нет? И мне тоже, – Гарри взглянул на часы и еле удержался от разочарованного вздоха, до прихода гостей было около двух часов, которые, похоже, пройдут так же, как и последний – в неприятной беседе.
– На тебя точно плохо повлияло путешествие. Директор этого и опасался, – тоном умудренного жизненным опытом человека бросила Гермиона.
– И поделился своими опасениями именно с тобой, – едко бросил Гарри.
– Мы отыщем хоркруксы, я уверена. У меня уже все приготовлено для того, чтобы отправиться на поиски, – Гермиона не стала реагировать на реплику, а упрямо вернулась к прежней теме. Она показала свою сумочку довольно скромных размеров. – Здесь специальные чары расширения внутреннего пространства, такие, как были на сундуке, в котором держали мистера Грюма. Так что я собрала уже много всего полезного. Здесь есть и книги, и посуда, и некоторые зелья, я даже волшебную палатку припасла, – она посмотрела на Рона, – ту, что у вас в сарае лежала. Она же все равно никому не нужна пока, а нам может пригодиться. Кстати, мне необходима ваша одежда… Гарри, а где твои вещи? – Гермиона только сейчас сообразила, что не увидела привычного сундука, который Поттер всегда ставил у стены в комнате Рона, когда проводил время в Норе.
– В гостинице. Я же писал, что прибуду только на свадьбу, – Гарри собрался с духом, готовясь дать отпор – он понимал, что его решение может друзьям не понравиться. Рон лишь обиженно зыркнул, а Гермиона, казалось, потеряла дар речи от такой прямоты.
– Ты не собирался оставаться?
– Именно об этом я тебе и написал, – осторожно напомнил Поттер и тут же сменил тему беседы: – А ты что, не планируешь возвращаться домой? До занятий еще целый месяц.
– Мои родители уехали в Австралию.
– Без тебя? – Рон удивленно уставился на Гермиону, которая до этого ни словом не обмолвилась о поездке. Он знал, что ее мама и папа души не чаяли в дочери, и на каникулах всегда старались проводить с ней больше времени, поэтому обычно с огромной неохотой отпускали даже на несколько дней в Нору.
– Я изменила им память и убедила, что они хотят уехать. Они теперь считают, что они мистер и миссис Уилкинс, и не подозревают, что у них есть дочь. Так лучше, – Гермиона нарочито уверенно кивнула, глядя в пол, словно в очередной раз убеждала себя, что поступила правильно. – Они будут в безопасности. Если все окончится благополучно, я верну им воспоминания, а если нет, то им и горевать не придется, – она повернулась к ребятам и увидела две пары в ужасе расширившихся глаз с недоверием уставившихся на нее. – Что?
– Что ты сделала? – Рон с трудом подчинил себе голос. – Ты с ума сошла? Это же родители! Они тебя об этом попросили?
– Нет, они не согласились бы. Я же объяснила – так будет лучше.
– А если у тебя не получится вернуть им память? Это же так опасно! Вдруг они станут такими, как родители Невилла или Локхарт? – Гарри не хотел верить своим ушам. – Зачем ты так поступила?
– Я ответственно отношусь к своему долгу перед магическим миром, – отрезала Гермиона таким тоном, что легко напрашивалось продолжение – «не то, что некоторые».
– И когда же это ты успела ему задолжать? Этому миру? – Поттер покачал головой. Подруга всегда страдала замашками перфекционистки, но чтобы пожертвовать связью с родными во имя какой-то там борьбы – о таком даже жутко было помыслить.
– Тебе стоило бы тоже задуматься о своей ответственности перед волшебниками, которые полагаются на тебя…
– Прекрати! Я никого не просил на меня полагаться! Я – не новый Мерлин, чтобы надеяться на меня! Вокруг сотни магов гораздо сильнее и опытнее меня. Так почему все ждут, что я все брошу и пойду под очередную Аваду? – Гарри вспомнились слова Северуса, и он теперь был согласен с ним – Дамблдор странно готовил его, Поттера, к битве с Волдемортом. Он не давал никаких полезных для боя знаний, лишь кормил непонятными рассказами и сладостями.
– Но пророчество…
– Что пророчество? Там сказано, что Гарри Поттер победит на дуэли Тома Риддла? А может, оно про Дамблдора? «Отметит его как равного себе» – помнишь эти слова? Ты сама утверждала, что Волдеморт боится только Дамблдора, а следовательно, считает его равным, – Гарри понимал, что после такого разговора может потерять друзей, ведь они вполне способны счесть его трусом, но ему было почти что все равно, ведь признаться, что Волдеморт теперь практически его кровный родственник, он все равно не мог.
– Но а как же «рожденный на исходе седьмого месяца»? – Гермиона не хотела даже предполагать, что Гарри готов отказаться от борьбы.
– Так ведь у Дамблдора день рождения летом, – проговорил Рон. Ему было труднее всех в этой комнате. Он только что узнал, что его девушка практически отказалась от своих родителей, а друг внезапно принялся доказывать, что он не имеет отношения к великому пророчеству. Но истины ради Рон все же поделился своими знаниями: – Как раз где-то перед твоим, – он посмотрел на Гарри с некоторым удивлением, словно тот открыл ему глаза на истину. – Я помню, как мама его поздравляла в прошлом году через камин.
– Но это… Это же… Это не может быть Дамблдор. «Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов», – процитировала Гермиона, хватаясь за текст пророчества, как за соломинку. – Волдеморт тогда еще не появился на свет, так как родители директора могли бы бросить ему вызов?
– А почему ты уверена, что речь идет о Волдеморте? Да из текста вообще не совсем понятно, кому «ему» бросали вызов, больше похоже, что как раз тому, кто грядет, то есть рожденному, – Гарри и сам уже не мог бы сказать, почему ему так важно обесценить предсказанное давным-давно Сивиллой Трелони. – Ты же сама отказалась от прорицаний, потому что не веришь в них, так почему сейчас так цепляешься за это пророчество?
– Мы должны победить Волдеморта, – глаза Гермионы наполнились упрямыми слезами. – Раз ты не хочешь помогать, мы найдем другой способ.
– Должны? Мы никому ничего не должны. Однако… Если судьбе будет угодно, мы это сделаем. И не из-за какого-то пророчества, а просто потому что, как ты говоришь, не сможем остаться в стороне, – Гарри поднялся с кровати, на которой сидел рядом с друзьями, и подошел к окну. Уставившись вдаль, словно увидел там подсказку, как выторговать себе хотя бы относительную свободу от принудительно навешанных на него обязательств, он сказал: – Запомни, Гермиона, никогда больше не пытайся на меня давить или приказывать мне.
– Но директор Дамблдор…
– Он тоже не вправе мной командовать. Я – совершеннолетний взрослый маг. Меня с рождения держали взаперти, как зверушку в клетке: летом у Дурслей, все остальное время в Хогвартсе, откуда тоже и шагу ступить без спросу нельзя. Меня подталкивали, науськивали, направляли, чтобы я шел и поступал, как скажут. Все! Хватит! Теперь я буду делать только то, что посчитаю разумным. Так что всем, кто желает от меня чего-то добиться, придется поменять тактику. Без объяснений я не сдвинусь с места. И для начала я закончу Хогвартс.
– Но война может начаться уже завтра. Нам нужно отыскать…
– Судя по тому, что ты приготовила даже палатку, могу предположить, что в твоих планах не было учебы. Это странно, ведь ты не мыслишь себя без этого, – Гарри обернулся к друзьям и посмотрел на каждого из них по очереди. – Рон, ты тоже считаешь, что я неправ?
– Если честно, я вообще не понимаю, о чем вы спорите и куда собралась Гермиона, – буркнул тот в ответ. – Вот если директор объяснит, что в таком-то доме лежит такая-то штука и ее нужно найти и уничтожить, то я помогу это сделать. А вы развели тут балаган, – он зыркнул на Гермиону. – Должен – не должен. С каких это пор в герои пинками загоняют? Придет время – справимся, как и всегда раньше. Зачем сейчас тут речи толкать? И от родителей отказываться… – почти шепотом добавил он, признавая, что все еще никак не может принять такой безумный поступок Гермионы.