Знаю, умру на заре! На которой из двух,Вместе с которой из двух – не решить по заказу!Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночьБог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,В щедрое небо рванусь за последним приветом.Про́резь зари – и ответной улыбки прорез…Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
«О всеми ветрами…»
О всеми ветрамиКолеблемый лотос!Георгия – робость,Георгия – кротость…
Очей непомерных– Широких и влажных –Суровая – детская – смертная важность.
Так смертная мукаГлядит из тряпья.И вся непомернаяТяжесть копья.
Не тот – высочайший,С усмешкою гордой:Кротчайший Георгий,Тишайший Георгий,
Горчайший – свеча моих бдений – Георгий,Кротчайший – с глазами оленя – Георгий!
(Трепещущей свореПростивший олень.)– Которому пробилГеоргиев день.
О лотос мой!Лебедь мой!Лебедь! Олень мой!Ты – все мои бденьяИ все сновиденья!
Пасхальный тропарь мой!Последний алтын мой!Ты больше, чем Царь мой,И больше, чем сын мой!
Лазурное око мое –В вышину!Ты, блудную сноваВознесший жену.– Так слушай же!..
Благая весть
С. Э.
В сокровищницуПолунощных глубинНедрогнувшуюОпускаю ладонь.
Меж водорослей –Ни приметы его!Сокровища нетуВ морях – моего!
В заоблачнуюПеснопенную высь –ДвумолниемОсмелеваюсь – и вот
Мне жаворонокОбронил с высоты –Что за́ морем ты,Не за облаком ты!
«Есть час на те слова…»
Есть час на те слова.Из слуховых глушизнВысокие праваВыстукивает жизнь.
Быть может – от плеча,Протиснутого лбом.Быть может – от луча,Невидимого днем.
В напрасную струнуПрах – взмах на простыню.Дань страху своемуИ праху своему.
Жарких самоуправствЧас – и тишайших просьб.Час безземельных братств.Час мировых сиротств.
«Лютая юдоль…»
Лютая юдоль,Дольняя любовь.Руки: свет и соль.Губы: смоль и кровь.
Левогрудый громЛбом подслушан был.Так – о камень лбом –Кто тебя любил?
Бог с замыслами! Бог с вымыслами!Вот: жаворонком, вот: жимолостью,Вот: пригоршнями: вся выплеснутаС моими дикостями – и тихостями,С моими радугами заплаканными,С подкрадываньями, забарматываньями…
Милая ты жизнь!Жадная еще!Ты запомни вжимВ правое плечо.
Щебеты во тьмах…С птицами встаю!Мой веселый вмахВ летопись твою.
«Так, в скудном труженичестве дней…»
Так, в скудном труженичестве дней,Так, в трудной судорожности к ней,Забудешь дружественный хорейПодруги мужественной своей.
Ее суровости горький дар,И легкой робостью скрытый жар,И тот беспроволочный удар,Которому имя – даль.
Все древности, кроме: дай и мой,Все ревности, кроме той, земной,Все верности, – но и в смертный бойНеверующим Фомой.
Мой неженка! Сединой отцов:Сей беженки не бери под кров!Да здравствует левогрудый ковНемудрствующих концов!
Но может, в щебетах и в счетахОт вечных женственностей устав –И вспомнишь руку мою без правИ мужественный рукав.
Уста, не требующие смет,Права, не следующие вслед,Глаза, не ведающие век,Исследующие: свет.
«Ночные шепота: шелка…»
Ночные шепота: шелкаРазбрасывающая рука.Ночные шепота: шелкаРазглаживающие уста. СчетаВсех ревностей дневных – и вспыхВсех древностей – и стиснув челюсти –И стих,Спор –В шелесте…
И листВ стекло…И первой птицы свист.– Сколь чист! – И вздох.Не тот. – Ушло.Ушла.И вздрогПлеча.