Сергею Эфрон-Дурново
1
Есть такие голоса,Что смолкаешь, им не вторя,Что предвидишь чудеса.Есть огромные глазаЦвета моря.
Вот он встал перед тобой:Посмотри на лоб и бровиИ сравни его с собой!То усталость голубой,Ветхой крови.
Торжествует синеваКаждой благородной веной.Жест царевича и льваПовторяют кружеваБелой пеной.
Вашего полка – драгун,Декабристы и версальцы!И не знаешь – так он юн –Кисти, шпаги или струнПросят пальцы.
2
Как водоросли Ваши члены,Как ветви мальмэзонских ив…Так Вы лежали в брызгах пены,Рассеянно остановив
На светло-золотистых дыняхАквамарин и хризопразСине-зеленых, серо-синих,Всегда полузакрытых глаз.
Летели солнечные стрелыИ волны – бешеные львы.Так Вы лежали, слишком белыйОт нестерпимой синевы…
А за спиной была пустыняИ где-то станция Джанкой…И тихо золотилась дыняПод Вашей длинною рукой.
Так, драгоценный и спокойный,Лежите, взглядом не даря,Но взглянете – и вспыхнут войны,И горы двинутся в моря,
И новые зажгутся луны,И лягут радостные львы –По наклоненью Вашей юной,Великолепной головы.
П. Э.
1
День августовский тихо таялВ вечерней золотой пыли.Неслись звенящие трамваи,И люди шли.
Рассеянно, как бы без цели,Я тихим переулком шла.И – помнится – тихонько пелиКолокола.
Воображая Вашу позу,Я все решала по пути;Не надо – или надо – розуВам принести.
И все приготовляла фразу,Увы, забытую потом. –И вдруг – совсем нежданно! – сразу! –Тот самый дом.
Многоэтажный, с видом скуки…Считаю окна, вот подъезд.Невольным жестом ищут рукиНа шее – крест.
Считаю серые ступени,Меня ведущие к огню.Нет времени для размышлений.Уже звоню.
Я помню точно рокот громаИ две руки свои, как лед.Я называю Вас. – Он дома,Сейчас придет.
* * *
Пусть с юностью уносят годыВсе незабвенное с собой. –Я буду помнить все разводыЦветных обой.
И бисеринки абажура,И шум каких-то голосов,И эти виды Порт-Артура,И стук часов.
Миг, длительный по крайней мере –Как час. Но вот шаги вдали.Скрип раскрывающейся двери –И Вы вошли.
* * *
И было сразу обаянье.Склонился, королевски-прост. –И было страшное сияньеДвух темных звезд.
И их, огромные, прищуря,Вы не узнали, нежный лик,Какая здесь играла буря –Еще за миг.
Я героически боролась.– Мы с Вами даже ели суп! –Я помню заглушенный голосИ очерк губ.
И волосы, пушистей меха,И – самое родное в Вас! –Прелестные морщинки смехаУ длинных глаз.
Я помню – Вы уже забыли –Вы – там сидели, я – вот тут.Каких мне стоило усилий,Каких минут –
Сидеть, пуская кольца дыма,И полный соблюдать покой…Мне было прямо нестерпимоСидеть такой.
Вы эту помните беседуПро климат и про букву ять.Такому странному обедуУж не бывать.
Вполоборота, в полумракеСмеюсь, сама не ожидав:«Глаза породистой собаки,– Прощайте, граф».
* * *
Потерянно, совсем без цели,Я темным переулком шла.И, кажется, уже не пели –Колокола.
2
Прибой курчавился у скал, –Протяжен, пенен, пышен, звонок…Мне Вашу дачу указал –Ребенок.
Невольно замедляя шаг– Идти смелей как бы не вправе –Я шла, прислушиваясь, какСкрежещет гравий.
Скрип проезжающей арбыБез паруса. – Сквозь плющ зеленыйБлеснули белые столбыБалкона.
Была такая тишина,Как только в полдень и в июле.Я помню: Вы лежали наПлетеном стуле.
Ах, не оценят – мир так груб! –Пленительную Вашу позу.Я помню: Вы у самых губДержали розу.
Не подымая головыИ тем подчеркивая скуку –О, этот жест, которым ВыМне дали руку.
Великолепные глазаКто скажет – отчего – прищуря,Вы знали – кто сейчас грозаВ моей лазури.