Чувство такое, словно мы находимся в середине битвы, только у меня нет оружия. Мой взгляд мечется к сумке, которую я бросила у двери.
«Тейзер».
— Не отдавай меня Байрону, — говорю я, почти умоляя, хотя это гиблое дело. Снайперы в бальном зале доказывают, что меня уже нашли другие наемники. И Кип — брат Байрона. Я понимаю хватку, которой в нас вцепилась наша семья.
— Не говори ему, что ты меня нашел. Просто дай мне уйти. Я сбегу. Я…
У Кипа такие темные глаза, почти сердитые, когда он впивается в меня своим взглядом. Он поднимается, и я вздрагиваю. Его рука застывает в дюйме от моего лица.
— Он причинил тебе боль.
— Нет, — говорю я слишком быстро. Я не хочу, чтобы Кип знал, что сделал его брат. Боже, даже я не хочу знать. Если бы я могла вычистить это из своего мозга, я бы это сделала. Если бы я могла взять скальпель и вырезать воспоминания, я бы это сделала. Я никогда не позволю этому случиться с Кларой, никогда.
— От стекла, — мягко говорит он. — У тебя идет кровь.
Оу. И, конечно же, когда я протягиваю руку, мои пальцы окрашиваются алым.
Я все еще, должно быть, в шоке, потому что стою там, глядя на кровь, будто никогда не видела ее раньше. На самом деле я видела ее много раз. И порезы, и синяки. Мои старые друзья.
— Это пустяк, — говорю я. — Я ничего не чувствую.
— Это не пустяк. Позволь мне позаботиться о тебе, — слова звучат открыто, когда он говорит так, будто имеет в виду больше, чем порезы на моем лице.
— Мне от тебя ничего не нужно.
Темные глаза принимают мои обвинения, но не мой ответ.
— Жди здесь.
— Кип, пожалуйста. Отпусти меня. Мне надо идти…
— К твоей сестре? — тихо спрашивает он, хотя на самом деле это не вопрос.
Страх опускается в живот холодным булыжником.
— Не смей трогать ее. Ты не смеешь…
— Я не собираюсь ничего с ней делать.
— Чтобы ты мог сдать нас за ту цену, что назначена за наши головы?
— Дело не в гребаных деньгах.
Я мрачно улыбаюсь.
— Дело всегда в деньгах.
Он хватает меня за подбородок, стараясь не впечатать осколок стекла. Ему удается вообще не прикасаться ко мне, но его взгляд по-прежнему режет.
— Я не стану отдавать тебя Байрону, но я собираюсь использовать тебя, чтобы остановить это. Покончить со всем.
— Как? — шепчу я. Есть много способов, как это может закончиться. В большинстве из них я не остаюсь в живых.
Кип качает головой.
— Я еще не уверен. И с людьми Байрона в Тэнглвуде у нас мало времени. Поэтому ты должна мне довериться. Мне нужно, чтобы ты села и подождала. Позволь мне вытащить долбаное стекло из твоей щеки.
Затем он идет к коридору, предположительно, за ватными дисками или пинцетом.
Это команда, а меня всю жизнь тренировали им повиноваться. Тем не менее, я остаюсь. Смогу ли я добраться обратно до «Тропиканы»? Я знаю, что мы достаточно близко, но я не очень запомнила путь, чтобы быть уверенной в этом. Внезапно я вздрагиваю, сидя на его диване. Клара.
Кип мог нам помочь. У него есть пистолет. Он использовал его, чтобы защитить меня.
Мне нужно, чтобы ты мне доверилась.
Часы показывают четыре тридцать. Еще утро. Еще ночь. Время, за которое я должна вернуться к ней, истекает. Если она еще там, то скоро уедет. Но, может быть, так будет лучше. Если теперь она в безопасности, то может остаться защищенной. Это лучше, чем если я вернусь и приведу снайперов прямо к нашему порогу.
Я игнорирую боль в груди, думая о том, что больше никогда не увижу ее. Безопасность.
На журнальном столике лежит книга. Я узнаю ее, хотя никогда раньше не видела. Книга рассказов Рэдьярда Киплинга, о которых говорил Кип. Она выглядит старой, страницы изрядно потерты, одновременно и мягкие, и хрупкие, как это бывает со старыми книгами. Я открываю обложку, чувствуя, что я вторгаюсь во что-то личное. Вся эта ночь была вторжением — я, он, эта книга, книга с его именем.
На первой странице есть что-то, написанное выцветшими черными чернилами. Не напечатанное вместе с книгой, а добавленное после. Это стихотворение.