И громко приказал:
– Все? Готово? Тряпку вынимайте тогда. И отходим подальше.
Они залегли на соседней, плоской и широкой скале. Впадина с сосенкой и можжевельником просматривалась прекрасно.
Мальчик кричал высоким, хриплым голосом. Ветер гудел. Звенел колокольчик на ветке.
– Что это за язык? – подивился Садун. – Ничего не понятно…
– А шайтан его знает, – пожал плечами Джавед. – Степняки на продажу гнали, может, найман, может, журжень, – хотя шайтан их разберет, все на рожу одинаковые…
За криками, плачем и всхлипами они едва не пропустили главного – свиристение волокущегося по камням чешуйчатого тела.
Змей выполз из-за дальнего края скалы. Длинный, локтей в семь, с гребнистой спиной и раскоряченными в стороны, шипастыми на суставах лапами. Хвост истончался почти у самого основания – словно демон еще не нарастил мяса на задницу, и потому за ним волоклось что-то тонкое и черное, как у диковинной крысы.
Мальчик поперхнулся криком и замолчал. Перекошенное лицо из красного стало белым-белым.
Аждахак быстро, очень быстро побежал к жертве, разевая усаженную двойными рядами зубов длинную пасть.
…Через некоторое время Садун порадовался, что он лекарь, и лекарь харранский – в Городе Звездочетов учили строению человеческого тела, вскрывая трупы. На занятиях с учителем приходилось свежевать и разделывать мертвецов, чтобы изучить расположение органов, устройство суставов и переплетение сухожилий.
Аждахак начал с ног. Отгрызал – и заглатывал большими кусками.
Садун ждал, как змей поступит с туловищем. И с головой. От этого зависело многое.
Как и ожидалось, аждахак отъел руки. И начал последовательно выкусывать внутренности. Голову змей заглотил, когда она, с остатками плечей и груди, уже оказалась на земле.
Рядом с Садуном на камне лежал и смотрел Фархад. Лекарь купил юношу совсем недавно, перед самым отъездом, но тот уже успел показать себя расторопным и смышленым малым. Ибн Айяш прочил мальчика в ученики – у того оказались умные руки, в самый раз для лекаря.
– Что скажешь, дитя мое? – мягко поинтересовался сабеец.
– Амулетов лучше навесить несколько, – задумчиво проговорил Фархад. – И один – обязательно на шею. Лучше даже на ошейник – так вернее. И тварь непременно обломает зуб. Возможно, что и не один.
– Правильно мыслишь, – отозвался Садун. – А потому – правильно рассуждаешь.
Аждахак, сыто переваливаясь, уполз в тень соседней скалы, а потом и вовсе скрылся из виду.
Сабеец обернулся к грызущему травинку парсу и спросил:
– Маленький змей всегда так… питается, о Джавед?
Тот покивал. И добавил:
– Здоровый – тот надевается на человека, как змея на мышь. Целиком заглатывает. Или перекусывает – и жрет по половинке.
Лекарь с учеником переглянулись. И Садун твердо сказал:
– Я приведу тебе раба, о Джавед. И ты отдашь его малому аждахаку прямо на этом месте.
Караван аль-Амина
Спал Мухаммад плохо, с перерывами, да еще и кошмары замучили – впрочем, халиф уже не помнил, когда хорошо высыпался последний раз. Сухой жгучий воздух Фейсалы рвал ему грудь, аль-Амин кашлял и мучился головными болями, из носа почему-то текло, даже хаммам не помогал. Местные лекари лишь разводили руками. Тоже мне, мудрецы, а гонору-то, гонору… Он их всех приказал бить палками.
А на Мухсине халиф то мерз, то покрывался испариной, гулкие удары ветра по полотнищам палатки заставляли его вздрагивать и вертеться под стеганым одеялом. В какой-то час ночи он обнаружил, что Джамиль не лежит рядом с ним на ковре, и от этого-то он и мерзнет. Попытавшись уснуть снова, аль-Амин провалился в какое-то сумеречное марево, из которого до него доносились голоса, – и эти-то голоса и пугали его больше всего:
– Держите его крепче, крепче…
Ему то ли слышалась, то ли чудилась глухая возня – где? Просыпаясь, он напряженно вслушивался, но в уши лишь гудел ветер. Подняться, пошевелиться не находилось сил, бил озноб, и сковывало странное, страшное оцепенение.
И снова злой, свистящий шепот:
– Зачем его? Зачем? Ничего еще не понятно, ничего еще не известно…
– Силат[5] его не хотят…
– Неважно! Вяжите его, крепче, крепче, рот заткните тоже, до места еще далеко…
– Не надо его туда волочь, неизвестно, что будет завтра, возможно, джинны не выпустят его живым!
– Мы уже обещали!.. Это всего лишь невольник!..
– А если мальчишка не выживет? Он слабый, глупый… Зачем давать лишнего?..
– А что плохого? На нем слюна, запах, семя – чего уж лучше?..
Кто «он»? Кто «этот»? Его, Мухаммада, что ли, они собираются тащить куда-то? Куда? Кто над ним разговаривал? Джинны?.. Скованный стылым ужасом, аль-Амин не имел силы двинуть даже пальцем и из пелен кошмара сразу провалился в черный-черный пустой сон.
5