Кристальди был необычайно умным и смелым продюсером, обладавшим силой, решимостью и способностью вмешиваться даже в работу над сценариями.
Дело в том, что он никогда не переставал быть профессионалом. Очень трудно, пожалуй, даже невозможно было отделить отношения с ним как с продюсером от обычных человеческих отношений, потому что Франко Кристальди всегда и прежде всего оставался предпринимателем.
Подтверждением тому может быть один лишь на первый взгляд незначительный факт: за долгие годы я так и не научилась называть его по имени. Даже сейчас, когда я о нем пишу, меня что-то сдерживает. Для меня он был и остается Кристальди. Я задумывалась над причинами такой странности. Думаю, это объясняется тем, что он вошел в мою жизнь как продюсер и навсегда остался им: я работала в компании Кристальди. Именно она поглощала его, меня — нас. Так я и не поняла, что за узы нас связывали: отношения мужчины и женщины, просто двух человеческих существ или продюсера и актрисы. Даже подарки, которые он мне делал, я находила оскорбительными, потому что он всегда ограничивался классическими драгоценностями, какие продюсер обычно дарит своей подружке или очередной любовнице. Вот уж чего я никак не могла принять и перенести.
А потом вдруг сюрприз — бракосочетание в Атланте. В то время я снималась в каком-то фильме в Америке. Когда у меня выдались два или три свободных от съемок дня, мы с ним решили совершить маленькое путешествие. И тут я узнала, что Кристальди втайне от меня организовал наше бракосочетание.
Мы жили в отеле Атланты. Утром он мне и говорит: «Пойдем поженимся. Нас уже ждут свидетели и мэр». Мне было велено надеть розовый костюм от Нины Риччи, традиционного букета у меня, естественно, не было, и мы пошли жениться.
Церемония проходила очень скромно и длилась недолго. Сначала расписался он, потом я. Расписались и свидетели — какие-то посторонние люди, первые попавшиеся ему под руку. Это бракосочетание не имело ровно никакой силы в Италии: да, я теперь была замужем, но никакими правами жены похвастаться не могла.
Можно ли назвать Кристальди щедрым? Да, но щедрым умеренно. Об этом свидетельствует и наше так называемое бракосочетание, и усыновление Патрика. Я не хотела этого, считая Патрика своим, только своим сыном. Я одна имела на него право, физически и психологически расплатившись за его появление на свет, и любила его я одна. Но Кристальди сам принял решение, действовал без моего согласия и поставил меня в известность лишь тогда, когда все бумаги были уже готовы.
Вот так Патрик получил фамилию Кристальди. Но только фамилию, без всякого права на наследство. И опять на мою долю выпало одно лишь унижение, ибо я сознавала, что это решение, так же как и решение о нашей женитьбе, было продиктовано не душевным порывом, а желанием покрепче привязать меня к себе, лишить права распоряжаться собой и своей жизнью.
Вначале я склонила голову, приняла его решение. Но потом, с течением лет, мне становилось все труднее переносить это. Кристальди был мужчиной, почти не способным к диалогу, очень замкнутым. И у меня сложилось впечатление, что в его душе прежде всего, если не всегда, верх одерживает продюсер со своими интересами и делами. Я не вполне соглашалась и с профессиональными решениями, которые «Видес» принимала за меня. Одной из главных причин, побудивших меня положить всему этому конец, стал последний навязанный мне фильм — «Так начинается приключение» Карло Ди Пальмы с Моникой Витти.
Дело было в 1974 году. Сценарий совершенно никуда не годился. Моника, с которой мы встречались очень часто и которая всегда была мне по-человечески симпатична, на съемочной площадке становилась просто невыносимой, работать с ней было трудно. Она всячески старалась оттеснить меня на задний план.
И вот однажды монтировавший картину Руджеро Мастроянни, брат Марчелло, позвонил мне домой: «Клаудия, в материале, который я уже отсмотрел, а это почти все, ты похожа на принца Эдинбургского, который на два шага отстает от королевы Елизаветы… В общем, мне не удастся смонтировать ленту: тебя там нет, тебя там совсем не видно, а когда видно, ты в тени…»
Этот фильм стоил мне нервного истощения и стал последней — хотя и одной из множества — каплей, переполнившей чашу моего терпения, потому что навязали его мне именно люди из «Видес» во главе с Кристальди. Я до конца участвовала в съемках, но сразу же после них уехала в Америку: с некоторых пор в мою жизнь вошел Паскуале Скуитьери. Это с ним я, наконец-то свободная и одинокая, решила встретиться в Нью-Йорке…