- Стой, - кричу я ему. - Ты свидетель, никуда не уходи. Лешка, отдай мне пистолет.
Я отбираю у него оружие и, прихватив майора, мы все спускаемся на батарею.
Звоню по телефону к пехоте и прошу их подсоединить меня к командиру нашего полка.
На позицию сначала прибыл командир полка, потом особист дивизии и начальник штаба дивизии. Началась разборка. Меня, майора и Пашку заставили писать объяснения. Лешку под охраной, держали отдельно в моей землянке и никого к нему не допускали. Только под вечер все уехали. Свищева и интенданта увезли с собой.
Май 1942 года.
Наступление захлебнулось. Немцы ударили с юга, под Барвенковский выступ и сразу отрезали большое количество войск в котел. Мы были на северном направлении и поэтому успели смыться. Хорошо еще, что у меня было много тощих лошадей, они вытянули орудие из оврага и мы покатились на восток к городу Изюм. Наш артиллерийский полк задержался здесь, командование решило удержаться на старых позициях, вырытых перед началом Харьковского наступления.
Но мне уже в этом сражении участвовать не пришлось.
- Марков, лейтенант Марков, - орет посыльный.
- Чего тебе? - я высовываюсь из окна хаты.
- Вас в штаб.
- Всегда так. Только пожрать надо, тут катись в штаб. Пошли, Пашка.
Кругом деревья в садах буйно покрыты белыми и нежно розовыми цветами. Мы идем и вдыхаем едкие ароматы вишен и черешни. У домика нач штаба, Пашка присаживается на скамеечку, а я вхожу в дом. В комнате четыре человека. Начальник штаба, неизвестный капитан в новенькой форме и два автоматчика. Автоматы еще в новинку в наших местах, поэтому я задерживаю на них взгляд и вытянувшись, собираюсь доложить о своем прибытии
- Вольно, лейтенант, - говорит мне начальник штаба. - За вами прибыли товарищи из НКВД . Вы арестованы, лейтенант Марков.
- За что?
- Сдайте оружие, - капитан протягивает свою руку.
Сзади автоматчики напряглись. Я вытаскиваю из кобуры свой пистолет и передаю ему.
- Давайте сюда документы. Снимайте ремень.
Что же творится то. Неужели это Лешка, может он чего-нибудь там наговорил. Отдаю все, что этот НКВДешник требовал. Потом как в полу сне, меня обыскивают и ведут на улицу. Пашка приподнимается со скамеечки.
- Товарищ... - и глупо разевает рот.
Черная ЭМКа любезно распахнула двери, меня теперь действительно отвозят на восток.
Я в Воронежской тюрьме. Сосед по камере, запуганный интеллигент, схвачен как враг народа. Его дело плохо, дочь известная артистка, выступила на концерте в, захваченном немцами, городе Киеве.
- Вас то за что? - спрашивает он.
- Не знаю. Прямо с фронта сняли.
- Значит за дело, - сокрушенно говорит он.
- Может быть.
Через день вызывают к следователю. Это воплощение любезности.
- Лейтенант Марков Cергей Павлович?
- Да, я.
- Я следователь по особо важным делам Гринштеин Борис Григорьевич и буду вести ваше дело.
- За что меня арестовали?
Он пристально смотрит на меня.
- Не догадались?
- Нет.
- Вашим делом заинтересовался сам..., - следователь кивает на потолок.
- Кто? - не понимаю я.
- Сталин...
Сталин... Я оглушен и действительно испугался.
- Я...? Что я сделал?
- Вам было поручено охранять лейтенанта Свищева?
- Нет... То есть... Мне в учебке говорили, чтобы я старался предохранить его от всяких неприятностей... Но... здесь... я... на службе...
- Лейтенант Алексей Свищев совершил свой проступок в вашем подразделении, при вас и свидетелях. И никто не отменял распоряжения следить лейтенантом. Когда вы прибыли в армию из учебного подразделения, начальник штаба дивизии прямо указал на то, что вы должны продолжать охранять от врагов и сдерживать Свищева от всяких нехороших поступков. Вы должны были остановить его, не дать возможности ему стрелять. Товарищ Сталин так и спросил министра внутренних дел: "Кто держал под контролем лейтенанта Свищева?". На что министр назвал вашу фамилию. Поймите, лейтенант, Свищев слишком заметная фигура в нашем обществе и этот его проступок рассматривается не на местном уровне, а на высшем.
- Но я то... пытался его отговорить...
- Мы все знаем. Вашу судьбу, вместе с Алексеем Свищевым будет решать... он...
Меня больше не допрашивали, до самого приговора. Почти пол месяца просидел просто так, в тюрьме.
Встретил я Лешку на суде. Его, бритого наголо, привели в приемную, где уже своей очереди ждал я.
- Серега, - он попытался бросится ко мне.
- Отставить, - рявкнул здоровенный старшина и за плечо ловко крутанул Лешку к стенке. - Молчать.
Меня пригласили на заседание тройки. Председатель, совершенно лысый мужик, взял из стопки папок верхнюю и сразу бросился на секретаря.
- По какой статье..., почему на папке нет...
Тот наклонился к его уху и что то зашептал. Лицо председателя вытянулось и он поспешно раскрыл мое дело. Его помощники встрепенулись.
- Вы признаете себя виновным? - спрашивает меня лысый.
- В чем?
- В нарушении воинской дисциплины в районе боевых действий.
- Я не пытался...
- Понятно. В соответствии со статьями, - голос председателя потускнел и он монотонно стал перечислять статьи. - Вы направляетесь в штрафной батальон, на должность командира взвода. Кровью будете искупать свою вину.
Меня заставляют расписаться и выводят, но не через приемную, а в боковую дверь, подделанную под панель стены.
Штрафной батальон формируется здесь же под Воронежем. Участок земли огороженный колючей проволокой и корявыми вышками, и есть место сбора недостойных родины людей. Немец настырно прет к городу и нас торопят с комплектованием команд. Во всю старается особист батальона капитан Григорьев.
- Так вы и есть лейтенант Марков?
- Так точно.
- Хочу вас предупредить. Нам пришло предписание, чтобы в ваш взвод перевели рядового Салова и Свищева.
- Салова? Майора Салова?
- Рядового Салова. Так же вам приказано, следить за указанными лицами. О всех их противоправных действиях докладывать мне, а в случае попытки измены, вы должны их расстрелять. Это приказ, лейтенант.
- Я понял.
- Завтра штрафников присылают сюда. Я знаю, о ваших взаимоотношениях с Свищевым, поэтому прошу соблюдать субординацию, никаких панибратских отношений.
- Ясно.
Цепочка людей проходит ворота лагеря. В драной телогрейке с трудом узнаю майора Салова. Он как то постарел, косо повел на меня взглядом и, опустив голову, прошел мимо.
- Серега, здорово.
Лешка стоит передо мной в застиранной фуфайке, обмотках и грубых ботинках.
- Заключенный Свищев, смирно.
Лешка застывает.
- Прошу не забывать, где вы находитесь. Советую в следующий раз обращаться ко мне, как положено, по уставу.
- Есть.
- Вольно, идите.
Недалеко стоит капитан Григорьев. Он внимательно следит за нашим разговором.
Два дня идет на комплектацию. Неожиданно Воронеж посетила фашистская авиация, после воздушного налета, лагерь свернули. Колонну штрафников, окруженную войсками НКВД, пешком без оружия погнали на фронт. Лешка идет со мной рядом.
- Если бы не папаня, мне крышка, - рассказывает он. - Напросился на прием к Сталину, тот поиграл его чувствами, потом согласился смягчить наказание, но в рамках закона.
- Дурак, ты Лешка.
- Думаешь не понимаю, что виноват? Виноват. Тебя и Ваньку еще втянул в это дело. Сколько людей сразу пострадало. Больше всего конечно переживаю за Корявко, хороший был мужик, забитый, туповатый...
- Нас обещали простить, если мы остановим немца...
- Если при этом мы будем живыми, - поправляет Лешка.
- Воздух, - орет где то далеко Григорьев, - всем в укрытие.