по коей мы тогда с ума сходили,три фильма Чаплина — «Диктатора», «Огни…»и «Золотую лихорадку» — самыйвеликий фильм на свете и ещевот этот фильм — «Мальтийский сокол».Викентий Тимофеев, когда я знал его,чудил в литературе, правил бал.Он далеко ушел из кинобудки,стал основателем журнала «Детский сад»,уговорил сильнейшее начальствовручить ему дошкольную словесность.В дому его, весьма гостеприимном,где всякий раз менялася хозяйка,толкались молодые претендентына лавры Самуила и Корнея —ужасный, доложу тебе, народ!Кто без пальто в январские морозы,кто без ботинок в мартовские лужи,кто без белья под кроличьим манто —все сочиняли что-то быстро, ловко,случалось изредка, что очень хорошо.И некто там надиктовал на пленкуза десять дней почти полсотни сказок,где воевали мыши да ужи.(Импровизатор — он был враг бумаги.)«Уж — это гад ветхозаветный, явно,но зашифрованный в дошкольном варианте», —заметил теоретик Тимофеев.Но, кажется, совсем не угадал —тот до сих пор живет на эти сказки…Уж там, уж сям, уже ужи в балете,уже ужи на кинофестивале,и даже он на форуме всемирномбыл удостоен Третьего Ужа,поскольку Первый и Второй досталиськакому-то ужасному акыну,но в этом наш ужист не виноват.Бывали там дельцы и дипломаты,посланцы азиатских территорий,(что лопотали по своим делам).Считалось шиком ящик коньякавтащить туда по лестнице щербатой,и потому полно девиц умелыхи дошлых дам к Викентию ходило…Там жил и я, глядел кино и баснирассказывал в распаренном застолье,крутили эти фильмы день и ночь…Но Чаплин — что ж! Он — классика,а этот «Мальтийский сокол» — рядовой шедевр.Но почему-то он запал мне в душу,и полистал я старые книжонкии раскопал, откуда все пошло.Гроссмейстер Ордена Мальтийского когда-тов знак преданности в Рим отправил Папефигурку птицы, ясно, золотую.Но в золоте ли дело? Дело в том,что в это золото оправили такиерубины, изумруды и алмазы,что даже Папа ахнул, прочитавписьмо Гроссмейстера (пергамент сохранился).Но птица до святейшего престолане долетела. — Но была ль она на самом деле? —— Да, была. Была! Я думаю, Гроссмейстерне стал бы Рим дурить. И все,что он писал про эти камни,все было чистой правдой. И к тому жемальтийский адмирал признался,что выкупил себя и всю командувот этим соколом, когда его эскадра(три корабля) попала к туркам в плен.Но все это историкам известно,а дальше романист присочинил,что, дескать, объявился он в России,добрался до Орлова Алексея…В романе сказано, что правнук Алексея,а вместе с ним и сокол объявилисьв Крыму при Врангеле, потом Стамбул,Париж… Об этом и проведала компашкаавантюристов, рыскавших по свету,ну, предыстория была им безразлична,но сокола они добыть решилии переправить через океан.Тут, может, я сбиваюсь, так давноя все это увидел, и время действия,быть может, сорок первый илидо того, когда союзникисреди нормандских пляжейсто тысяч положили под стволынемецких раскаленных пулеметов,гораздо раньше, чем Георгий Жуковпробился к райху и занес прикладнад головой с непобедимой челкой.Тогда-то вот в Сан-Франциско частный сыщик(играет Богарт) предложил клиенткепрекрасной, словно ангелы распутства,свои услуги (это Ингрид Бергман).Клиентка молча выписала чек,и дело завертелось…Вроде кто-тоее преследовал. И в этот самый день,вернее, вечер помощник детективабыл застрелен в густом тумане у реки.Полиция решила — это сыщик убралсобрата,но сыщик никого не убивал.Его подставила и чуть не погубилата самая клиентка. Вот она как разохотилась за соколом мальтийским,и этот сыщик стал ей поперек.Случайно — он и сам не знал об этом.Запутанный сюжет, потом поймешь.Кончай свой кофе, закрывают зал,не то мы опоздаем…Здесь пропускаю ровно два часа…Стемнело, а туман еще сгустился.— Пойдем, подышим сумрачным предзимьеми, кстати, посетим мой переулок,тот самый, тот, Четвертый Барыковский,я не бывал здесь года полтора.Вот церковь обойдем, и сразу будеттот дом, где бедовал я девать лет.— Ну что, кино понравилось? — Да, очень!— Ты понимаешь, это сказка,особенно для нас, Шехерезада,но что-то бродит в ней на самом дне,какой-то образ, символ и намек…— Ты объясни, какой?— Ты помнишь кадр: помощник детективав тумане ждет кого-то… Мы понимаемпо его лицу, что этот человек ему знакоми он не опасается его.Но главное — туман, густой тумани люди — точно рыбы через воду…Вот крупное лицо усталой жертвыв намокшем барсалино набекрень.И вдруг мы видим, как в туман вползаетнеотвратимо ясный револьверчик……И покатилось барсалино быстров тумане роковом, потом пропало…— Я поняла тебя. Да, это главное,здесь ось, вокруг нееи вертится вся лента…— Постой, а где же мой старинный дом?Дом был на месте, только на ремонте.— Пойдем посмотрим, что там натворили.— Пойдем посмотрим… Вроде повезло,не слишком дело двинулось у них,еще не сломаны полы и перекрытья,и двери не забиты… — Так зайдем же…— Зайдем, зайдем… — А вот моя квартирана семь жильцов, теперь она пустует,вот комната на первом этаже.А под окном стоял жасмин могучий,и был он украшеньем бедной жизнивсе девять лет.Жасмин они срубили.Ремонт, неразбериха, переделка.Паркета нет, но есть еще обоии крюк с лепниной, на котором долгопокачивался абажур — его я перевезиз Ленинграда, из довоенных лет,он видел маму и отца, убитого под Нарвой,блокаду выдержал… Так, не споткнись,я спичкой посвечу. Ты не находишь,что-то есть такое, задуманное на далеком небе,что мы попали в эту вот квартиру,разбитую туманную пещеру?— Конечно, нахожу. Но так бываетвсегда, они следят за намии подбирают крап на узких картахи мечут без ошибки их на стол.