Рик выдвинул ящик туалетного столика, взял ключи от машины, сунул их в карман и повернулся к выходу. Но его рука задержалась в кармане, и он вдруг остановился как вкопанный. Медленно достав какой-то предмет, он взглянул на него со странным выражением, затем бросил его на кровать рядом с ней. Это была маленькая светло-коричневая кожаная коробочка.
— Я купил эту вещь для тебя сегодня днем, пока ты с пользой для себя проводила время у меня дома. Можешь взять. Я не хочу оскорбить никакую другую женщину, подарив ей это. Открой.
— Нет, — поняв, Синтия в испуге отшатнулась от крошечной коробки. — Не надо, Рик, это жестоко!
— Открой же, черт возьми! — Он выкрикнул эти слова с таким бешенством, что Синтия схватила коробку и нажала защелку.
Внутри, на белом атласе, лежало чудесное кольцо, украшенное алмазом и темным сапфиром. Она перевела глаза на Рика. Лицо его ничего не выражало, но, даже несмотря на загар, видно было, как он побледнел:
— Да, ты угадала. Это обручальное кольцо. Сегодня, моя милая, когда ты лежала в моих объятиях на ковре, я собирался просить тебя стать моей женой. — Голос его был абсолютно ровным, лишенным всяких эмоций. — Видишь ли, малышка, мне показалось, что я люблю тебя.
«Мне показалось, что я люблю тебя». Слова эти прозвучали словно похоронный звон.
Синтию охватило ужасное, убийственное чувство невосполнимой утраты.
— Пожалуйста, Рик…
— Что еще тебе надо?
— Что ей было надо? Да чтобы он обнял ее, прижал покрепче, и тогда все исправится и снова встанет на свои места. Но она только смотрела на него широко открытыми измученными глазами с немой мольбой.
— Не смотри на меня с таким выражением. Это не поможет. Теперь я узнал твою настоящую цену.
Он разбил ей сердце, оно раскололось на крошечные кровоточащие осколки.
Синтия бросила на кольцо, на прекрасные, переливающиеся всеми цветами радуги камни прощальный тоскливый взгляд, потом защелкнула коробочку и протянула ее Рику. Рука ее почти не дрожала.
— Возьми его назад, Рик. Мне ничего не надо.
— Как угодно.
Осторожно, чтобы не соприкоснуться с ее пальцами, он взял коробочку, толкнул вверх тяжелую оконную раму с зеркальным стеклом и швырнул кольцо в темноту, где его поглотила река.
В следующий момент его уже не было в комнате, а Синтия осталась лежать, сжавшись в маленький несчастный комочек, подтянув колени к подбородку и тихо плача в безмолвном отчаянии.
Наконец гордость заставила ее подняться. Подойдя к окну, она машинально закрыла его. Капли дождя, словно слезы, все еще струились по стеклу. Даже небо плачет, подумала она. Ее губы дрогнули, но Синтия одернула себя. Нет, несмотря на все свое горе, она не станет убиваться по Рику Марсо ни сейчас, ни после. Никогда. Она дает себе в этом слово и сдержит его, во что бы то ни стало.
Сев в такси, она постаралась успокоиться и взять себя в руки. Дома она приняла ванну, легла в постель и крепко закрыла глаза, стараясь уснуть. Сон накрыл ее, словно темным одеялом.
Вот уже в который раз ей снилось, будто она ночью стоит на берегу моря. Песок при призрачном свете тропической луны кажется необыкновенным, не по-земному светящимся и мягко ласкает ее босые ноги. На море шторм. Она слышит монотонный гул, видит, как грохоча, бесконечной чередой, угрожающе надвигаются белые гребни волн.
Она осторожно подходит к темной черте, гуда, где море сливается с сушей, опускается на колени, вода обдает ее пеной, белым кружевом окутывает обнаженное тело. Она постепенно погружается в темную воду все глубже и глубже. Волны с шумом бьются о рифы, и к берегу устремляется вереница белых морских лошадок. Подбежав совсем близко, они истают на дыбы, нависая над ней, и их темные силуэты сверкают в лунном свете металлическим блеском.
И пока она следит за ними завороженным взглядом, появляется Он — как это случалось всегда.
На этот раз из расступившейся воды покаталась морская лошадка и стрелой ринулась прямо к ней. Она не успела даже испугаться — та почти наскочила на нее. На ее спине, с сомкнутыми руками на струящейся гриве, сидел всадник.
Лошадь взвилась и с разлету остановилась у самых ее ног, фыркая и встряхивая головой так, что брызги разлетались во все стороны. Всадник хранил молчание, глядя на нее сверху вниз. Не говоря ни слова, он спешился и, перебросив поводья на шею своего скакуна, повернулся к ней. Тело божественной красоты отлипало серебром, а его лицо — как всегда — было скрыто за изогнутой конской шеей.